Вихря черное трико

Крутит трюки над рекой,

Вертит вереск и камыш.

Кыш!

Не пугай речную гладь.

Сядь.

А далече, там за речкой,

Крутит речи человечек,

Осуждает у мужчин

Сплин.

И никак не пробудиться.

Спится.

А над крышей ветер дышит,

Серый клён едва колышет,

Сор забвения метёт.

Ждёт.

Вдруг над пыльной мостовой

Вой!

Тишина ушла за стены.

Закоулки сокровенны.

Вопли тают у стены.

Сны

Привередливы, туманны.

Странно.

Растение.

Мычит иссохшими губами.

Вокруг – кокетливый газон.

Озноб не студит. Жалит пламя.

Зубов морзяночный музон

звенит в висках.

Душа

живая

забилась в тело словно гвоздь.

Как будто нет соблазна рая

и жизни этой не стряслось?

Да шла бы к лешему!

Покоя

поди давно уж заждалась.

Лежит растение. Живое.

Пока ещё не просто грязь.

Иуда. Евангелие от Владимира. Явления и толкователи.

Уже свершилось. Как же больно!

И липнет страх к душе. Откуда

для жизни силы взять? Довольно!

Петля спасет тебя, Иуда.

За что достались смрад проклятий

да слава самых бестолковых

ему – умевшему страдать и

быть верным истине и слову?

Двенадцать праведных сомнений

вокруг беспомощно метались,

а он – вершитель откровений,

помог привить живую завязь.

И что теперь? Ему дорога

во тьму невежественной склоки?

Иного не было у Бога.

Иными не были истоки.

Великой жертвой искупленья

рождён порыв, века творящий.

А жрец, замкнувший эти звенья,

был раб, слуга. Был настоящий.

Его судьба, как страшный жребий

слова скрутить в клубок событий.

А глас ничтожеств и отребий

Забыть и…

***

… любить и даже не хотеть

любить и плыть в тягучей каше

где жрёт судьба надежды наши

и вроде силы нет терпеть

кусают лишние слова

где ты права и где я в праве

тут речи нет о липкой славе

в тумане верная братва

а день разорван на мечты

зубовный скрежет

вой скелета

и страх всё выложить за это

и швах душевной красоты

привычный ужас вновь и вновь

напоминает о финале

но мы в делах, но мы устали

но мы под пытками любовь

не продаём толпе и вою

слова – враньё глаза – враги

тебя от яростной пурги

бездушной тушей я укрою

и отодвину ту муру

что мозг сосёт неумолимо

весь мир пускай шагает мимо

я в этот день и сам умру

и будет нам с тобой легко

идти вдвоём в чуднЫе дали

а эти страсти мы видали…

На. Пей. Остынет молоко!

Началось всё, как способ слегка развлечься. Загрипповал и остался дома. Сижу на кухне, которую считал своим кабинетом, и воспалённое воображение подсовывает мне великолепную идею изобразить из себя интеллектуального бандоса, не лишенного представлений о некой нравственности, но весьма далёкого от общечеловеческих ценностей. Проще говоря, этот тип должен был обладать совершенно не типичными для меня чертами характера: наглостью, апломбом, нахрапистостью и потребительским отношением к бабам (приношу извинения, к женскому полу).

Тогда на Стихире работа под маской была весьма популярна. Особенно преуспел на этом поприще Дмитрий Артис, создавший целую галлерею весьма правдоподобных женских персонажей. Так что я и подумать не мог, что это вполне банальное занятие обернётся чем-то большим, чем кратковременная блажь скучающего графомана.

Сказано – сделано. Наклепал штук пятнадцать «виршей» и создал страницу Арестарха Шкапа – без пяти минут уголовника, хама и бабника.

***

Я киряю по Сереге