— Войдём туда, — сонно произнёс Лис и указал на вывеску таверны «Три дурака» в конце улицы Брадобреев. — Там найдём вино и пищу достойные.

Перед фасадом харчевни была зелёная лужайка, разделённая на две равные части песчаной дорожкой, которая вела к увешанному гирляндами цветов входу. На остриженной траве кувыркались и балагурили ряженые карлики-зазывалы.

Чуть в сторонке сидел на скамье улыбающийся крепыш, чьей обязанностью, видимо, было следить, чтобы чернь не приблизилась к харчевне для избранных. Человек этот вскочил и почтительно склонил голову перед юным воином и его спутником. Улеб тоже поклонился в ответ, чем поверг того в изумление. Лис прошипел:

— Не забывай, что ты господин, не ровня ему. Ох, пропадём с тобой… Держись как подобает знати, иначе всё испортишь.

Они передали поводья двум подбежавшим мальчуганам, наверно, хозяйским сыновьям, которые деловито привязали Жара и лошадь Лиса к кольям под холщовым навесом у задней стены и тотчас же помчались за кормом и питьём для животных.

— С коней накидок не снимать! — наказал Лис мальчишкам. — Ничего не трогать! Смотрите мне! — И, заметив вышедшего навстречу хозяина, пояснил: — Мы не задержимся, впереди ещё долгий путь.

— Как пожелаете, доблестные и щедрые путники, — молвил хозяин, лица которого нельзя было как следует разглядеть из-за слишком низких и частых его поклонов. Он широкими жестами приглашал гостей в благоухающее чрево своего заведения, сам спешил впереди.

— Любезные распрекрасные дочки мои, Кифа и Митра, украсят песнями вашу трапезу. Сюда, досточтимые странники, сюда.

Улеб и Лис спустились за хозяином в полуподвальное вместилище «Трёх дураков», выбрали местечко поукромней.

— Разве мы не собирались выждать тут темноты? — чуть слышно спросил Улеб.

— Отсидимся, как порешили, но другим не обязательно объявлять об этом. Пусть кони будут наготове, мало ли что. А за хозяина не беспокойся, — усмехнулся Лис, — он не огорчится, коли задержимся, лишь бы плата была хорошей. Да, сытно и чисто тут… Тебя здесь искать не станут.

— Почему ты знаешь?

— Это место вне подозрений, сюда, хи-хи, не впустят и свободного простолюдина, не то что беглого.

— А вон там, гляди, пируют простые все. Те, в жёлтом.

— Ну, в такой ранний час, должно, кой-кого пускают… — неуверенно молвил Лис, вглядываясь в дальний угол, куда указал глазами Улеб. Затем сказал твёрдо: — Нет, люди те не простые, позолоты на них хватает. Сдаётся мне, они с того берега, уж я-то разбираюсь, кто откуда. — Он махнул рукой. — Не мешают, и ладно. О чём мы?.. Ах да. — Лис придвинулся к собеседнику и зашептал в самое его ухо: — Так вот, харчевня эта известна повсюду. Прежний её хозяин — отец Феофано, жёнки Романа ихнего, василевса. Случай привёл сюда владыку, и, сказывали, он пал перед красотой певуньи Анастасии, то бишь нынешней Феофано. Хи-хи, от этих самых столов и бочонков пригожая девица птичкой выпорхнула к престолу. Такая пригожая да лукавая, что этим же престолом и поиграть может, а воеводами ихними уже играет, сказывают…

Лис умолк: к ним уже торопились хозяин и обе его дочери с обильным и разнообразным угощением.

Хозяин был ещё не стар, как и его благообразная супруга, что беспрерывно высовывалась из-за полога, передавая дочерям всё новые и новые блюда.

Прелестные сёстры щебетали без умолку, живо расставляя кушанья и напитки на гладких, тёмных от времени досках массивного стола с резными толстыми ножками, словно исполняли какой-то весёлый танец. Лис, осклабясь, подхихикивал им, а Улеб сидел потупясь, смущённый несколько легкомысленными одеждами девчонок.

Заметив хмурый вид рыцаря, хозяин прогнал дочек, и те послушно отступили в тот самый дальний угол зала, где в полумраке пировали трое шумных мужчин. Других посетителей не было в столь раннее время.

От мяса и фруктов, от изящных кувшинов с вином и затейливо нарезанных овощей и сыра исходил аромат. Улеб и Лис с наслаждением принялись за еду.

Блаженствуя за столом, Лис разоткровенничался:

— Эх, копил я монетки, откладывал, от животика отрывал, мечтал собрать добрый кошель, с ним и подняться, а вышло… Пойми, даже средь попрошаек убогих, с кем водился у ипподрома, прослыл скрягой, потому что не вносил свою долю в их поганый вечерний котёл после дня унижений Грыз, бывало, отбросы вместе с собаками, чтобы сберечь каждую номисму [29] . Ждал и верил, что настанет мой час…

— Послушать, впору от угощения твоего отказаться.

— Ну нет, Твёрдая Рука! Для однодумца ничего не пожалею! Только и ты услуги мои и ласку не забудь после.

— Имени моего не выкрикивай, — строго сказал юноша, хотя вряд ли кто мог их услышать в эти минуты. — Не пей больше зелья, хватит.

— Да, помутился малость, — согласился Лис, — отвык. А бывало, когда-то с братиной по кругу… — Внезапно встряхнулся, глаза — щёлками, отшвырнул обглоданную кость, зашептал взахлёб: — Нет, златовласый, Лис не покойник. Я всегда воскресал. Били меня в открытом поле, били и укромно. От меча Калокира тоже выжил. А доберусь до него… Отдаст моё — отступлюсь, не отдаст — самого порешу. С тобою на него пойти — ладно…

Улеб пристально посмотрел на Лиса, сказал:

— Калокир и мой враг, и Велко, и твой. Это мне понятно, но неясен смысл многих твоих слов. Что-то прячешь ты от меня за словами-то. Может, лучше открыться? Недомолвки вредны меж своими.

— Душа не кормёжка, на стол сразу не выложишь. — Лис громко рассмеялся, произнеся это.

Смех его был услышан хозяином харчевни, который тотчас приказал что-то дочкам. Те заупрямились было, но потом младшая сорвалась с места, как егоза, выскочила на коврик посреди зала и звонко запела какую-то не эллинскую песню, подпрыгивая и пристукивая бубенцом о колени и бёдра. Трое воинов в жёлтых накидках, что пировали в дальнем углу, подбадривали её восторженными криками.