Только затем, чтобы заткнуть. Ну и доказать, что она в корне неправа, естественно.

Ровно через пять минут Занзас вылетел из проклятого дома злой, как три тысячи чертей, а Цуна с пришибленно-мечтательной улыбочкой пыталась «оценить ущерб».

И надеялась, что папочка, и тем более Гокудера, не увидят оставленных «в порыве страсти» синяков на ее бедрах и плечах, которые уже начинали проявляться.

Цуна лежала в своей постели, счастливо глядя в потолок и прижимая пальцы к истерзанным жарким, грубым поцелуем губам. Коленки сводило от волнения, сердце билось где-то в горле; девочку немилосердно лихорадило.

Ей не слишком часто перепадало внимание со стороны противоположного пола… внимание такого плана. Что Хранители, что Дино никакого интереса к ней как к девушке не проявляли. Весь романтический опыт Цуны исчерпывался невинным поцелуем в щечку от одноклассника в день рождения, а потом Гокудера позаботился, чтобы бедный мальчик и думать забыл о том, чтобы приближаться к «Десятой».

И тут такой горячий юноша. Цуна счастливо пискнула и натянула на голову одеяло, вспоминая ощущение обжигающих ладоней на своих бедрах. Подумаешь, облапал всю попу под юбкой на первом же свидании (Цуна уже почти считала тихий вечер с вином и пиццей свиданием), зато как целуется!

Что ж, когда (не если, а когда!) этот чудесный итальянец предложит ей встречаться, она определенно согласится.

— Му-усоррр…

— И тебе не хворать, Босс. — Сквало ехидно скалился во всю акулью пасть. — Как твое свидание?

Занзас был готов прибить своего стратегического капитана прямо сейчас, не дожидаясь боя Дождя.

— Ты знал, — «что эта мелкая приняла меня за пидора» у него выговорить язык не поворачивался.

— А ты вылакал половину моего марочного виски.

— Потому что ты убрал мой холодильник с пивом!

Восемь лет назад в кабинете Босса Варии стоял мини-холодильник с лучшим темным пивом, какое только можно было найти на Сицилии. А временно оккупировавший кабинет Сквало около пяти лет назад заменил холодильник морозильной камерой для льда и переоборудовал одну из полок в мини-бар для своей коллекции виски и текилы.

Коллекция Занзасу пришлась по вкусу.

— Так как? Я надеюсь, она не делала при тебе эпиляцию и эти мерзкие зеленые маски на лицо?

Занзас раздраженно подумал, что надо бы подкинуть Червелло идею, чтобы на арене боя Дождя плавала науськанная на патлатый мусор акула-людоедка.

— Нет.

Сквало прищурился, внимательно оглядывая Босса.

— Ты ее трахнул? Когда недоразумение раскрылось.

— Нет.

— Значит, в десны долбились, — высказал догадку мечник.

Занзас припомнил, как девчонка выгибалась у него на коленях под совсем не нежными прикосновениями и довольно стонала ему в рот. И хмыкнул самодовольно:

— Было дело.

— Гокудера-кун…

— Простите меня, Десятая, простите, прост… — Динамитный мальчик тут же начал отбивать лбом пол, но был сразу же остановлен.

Цуна сияла, как будто над ней висел нимб. И улыбалась так, что Бельфегор рядом с ней мог показаться нормальным.

— Гокудера-кун… спасибо.

Гокудера непонимающе моргнул.

— Десятая?

— Твой план удался. — Цуна обмахивалась учебником истории; щеки у нее были трогательно розовыми. — Кажется, этот отмороженный… восхитительный молодой человек уже ко мне неравнодушен.

— Что?!

Но Цуне не дали больше выводить свою «правую руку» из равновесия: ей пребольно прилетело все тем же учебником по голове.

— А-ай, Реборн, мать твою за ногу!

— Марш на тренировку, Никчемная Цуна. Или ты хочешь умереть?

Цуна мечтательно зажмурилась.

— О, Занзас меня не убьет…

Реборн ехидно усмехнулся, опуская поля шляпы.

— Конечно. Потому что если ты сейчас не пойдешь тренироваться, тебя убью я, — сообщил киллер, занося пистолет.

— Как ты жесток!

Погрязнув в иллюзиях и самообмане, приложившихся к первой влюбленности, Цуна, до этого понимавшая примерно шестьдесят процентов слов из того, что говорили при ней по-итальянски, начала интерпретировать все, что говорил Занзас, немного не в том направлении, в котором надо бы.

— Меня бесит этот ее вертлявый мусор. Леви, убей его, — сказал Занзас в конце битвы Грозы.

— Меня бесит, что этот мусор вертится рядом с ней. Леви, убей его, — перевела про себя Цуна, вылетая на арену.