Пока он ощупью собирал хворост и разводил костёр, где-то загоготали гуси, скорее всего, дикие, что гнездились в болоте, а потом вообще все звуки пропали. Дивьё лес­ное будто бы убралось в свой параллельный мир, невзи­рая на благодатный туман. И всё бы ничего, но Зарубин вдруг ощутил болезненный озноб, который обычно быва­ет от температуры. Он жался к огню, но топливо быстро истлевало под ветром, а топора не было, чтоб нарубить настоящих дров. Пока он бегал за хворостом, костёрчик чуть не угас, однако и подпитанный горел недолго, а ли­хорадило всё сильнее. Чтоб не замёрзнуть, пришлось бы всё равно спускаться в подземелье, так и не дождавшись явления нечистой силы, а туман становился гуще и удуш­ливей. Он подсовывал в огонь обгоревшие охвостья веток и уже поглядывал на открытый люк в подземелье, ког­да за спиной, в лесу раздался сильный треск. В тумане он не увидел, как рухнула сушина, — услышал характерный грохот дерева о землю, и разбитые крупные сучья сухой сосновой кроны прилетели чуть ли не к ногам Зарубина. Он шагнул в белую пелену и, склонившись к земле, узрел целый ворох дров, но, не успев обрадоваться этому, от­скочил. Незримая и неведомая сила разворачивала сухо­стойный ствол сосны в сторону костра! Сумрак и туман не позволяли увидеть эту силу, но оценить её можно было по тому, как дерево толщиной в обхват двигалось к Зару­бину, подминая мелколесье и кустарник. Будто кто-то ка­тил его впереди себя!

Зарубин непроизвольно отступил в противоположную сторону — к замаскированному лазу в бункер, и в это вре­мя сушину бросили на землю в трёх шагах от костра. По­том послышался шорох осыпающейся гальки, и всё стихло.

Выждав несколько напряжённых минут, Зарубин вер­нулся к угасающему костру, щедро накидал дров и при свете яркого пламени увидел очертания павшего сухо­го дерева. Незримый благодетель не вывернул из земли, а сломал сосну у корня, приволок к огню и обеспечил то­пливом на долгое время. И сделал это не человек и даже не зверь, ибо переломить сосновый ствол не удалось бы даже самому крупному медведю...

Эта заготовка дров впечатлила и взволновала Зару­бина настолько, что он забыл об ознобе. И вновь ощутил его, когда от пламени затрещали волосы, и понял, что от костра уже не согреться, что холод внутренний и бо­лезненный. Он крутился у огня и всё сильнее мёрз, хоте­лось лечь, укрыться с головой, спрятаться от некого под­ступающего страха за свою жизнь, как в детстве. Но при этом обратно в подземелье не хотелось! Он всё-таки на­деялся, что это состояние вызвано болотом и туманом, возможно, насыщенным некими вредными испарения­ми, тем же цветущим багульником. Если потянет вете­рок, сдует этот сумрак и появится солнце, всё пройдёт само, а сейчас надо жечь костёр и ждать.

Преодолевая себя, он несколько раз сходил за дрова­ми, заготовил надолго, чтобы больше не отходить от ко­стра, но в это время из бункера появился Борута. Он даже не удивился, откуда столько топлива, присмотрелся к За­рубину и осел.

— Худо дело, учёный... У тебя болотная лихорадка! Почто не предупредил?

— Откуда же я знал?

— Нельзя тебя тащить на алтарный остров. Там ещё хуже будет... А лекарства с собой нет!

— Ничего, переборю, — сквозь зубы произнёс Зарубин.

— Что ты переборешь? Лихорадку?.. Три часа — и че­ловек сгорает. Спасти может только вертолёт!

— Какой вертолёт?

Борута выбрался из люка с сапогами в руках и тут стал обуваться.

— «Чёрная акула»... Я могу подать сигнал. Но в тума­не не найдёт... Слышишь, уже летает?.. Придётся идти!

Зарубин и впрямь услышал в непроглядном небе вой турбинных двигателей вертолёта. А ему казалось, это шум в ушах от болезненного состояния...

— Ладно, я на алтарный остров. Туда и назад...

— Зачем ты пойдёшь в таком тумане?

— За снадобьем, тебя спасать, — академик спустился к болоту — Зарубин не отставал.

— Меня просто морозит. От усталости, несколько но­чей не спал... Не ходи!

— Сначала все так думают... Если туман снесёт, туши костёр! Сам в бункер.

— Почему?..

— Мы в зоне спецоперации, — ворчливо заявил Бо- рута и, будто в воду, шагнул в зыбун. — Со мной бы тебя не тронули. Я пароли знаю.

— А без тебя?..

— Огонь засекут с воздуха, а свидетели им не нуж­ны. Никто разбираться не будет, снайпер срежет, и всё...

Над марью туман стоял пеленой, образовав просвет, высотой как раз в его рост. И всё произошло так стреми­тельно, что заторможенный болезненным ознобом Зару­бин в первые минуты не смог прочувствовать и понять, что происходит. Академик прошёл всего-то метров двад­цать и вдруг почему-то уменьшился вдвое. И заорал:

— Не подходи! Не смей! Вместе уйдём...

Зарубин и не собирался подходить, смотрел вдоль ту­манной пелены в узкий просвет над марью и отмечал, что Борута почему-то елозит на одном месте и становит­ся всё короче. Скоро над зыбуном остались лишь голова и раскинутые руки, будто он плыл брассом.

— Эх, было же предчувствие!.. — это были его послед­ние слова, прозвучавшие над глухим от тумана болотом.

И только когда голова его исчезла, Зарубин опом­нился и побежал по упругому зыбуну. На месте, где про­валился Борута, зияло «окно», едва прикрытое плаваю­щими кочками с осокой, и между ними ещё пузырилась чёрная вода. Стоять на одном месте было опасно: выпле­тенная травой, корнями багула и мхами болотная ткань проседала, выдавливая пенистую грязь. Зарубин попя­тился, видя, как чёрная дыра в болотной хляби быстро затягивается, не оставляя даже следа, приметы, что туда только что канул человек! Через несколько шагов сам провалился по колено, после чего рухнул плашмя на зы­бун и пополз к берегу. Пожалуй, в это время и дошло, что Борута утонул. Причём, исполняя благородное дело — по­шёл за лекарствами от болотной лихорадки!

Зарубин кое-как вылез на берег, тут встал на ноги и оглянулся. Туманная пелена трепетала, норовила опу­ститься и захлопнуть тонкий просвет, и он, уже полубез­умный, опять побежал в болото. В это время и услышал над головой свист турбин: машина и впрямь барражи­ровала над территорией, и только туман мешал увидеть, какой это вертолёт. Помня наказ Боруты, он испытывал назойливое желание спрятаться, что сделать было не­возможно, однако без всякой нужды встал на четверень­ки и зачем-то пополз к месту, где утонул академик. До­полз, посуетился возле уже затянувшегося окна и понял, что ничем уже помочь не может. И всё равно вернулся на сушу, почти на ощупь отыскал и выломил ольховый шест, более похожий на удилище: толще не нашёл, — и снова пополз по зыбуну. Возле «окна» Зарубин попы­тался измерить глубину, легко проколол травянистую поч­ву и чуть сам не ушёл вслед за шестом: трёхметровый, он не достал дна!