Перед тем, как лечь в постель, захожу в свою личную ванную комнату и принимаю душ, смывая с себя его запах и прикосновение. Неистово тру себя мочалкой, втирая очищающий гель в кожу. Смываю, и снова повторяю. Эта процедура стала регулярной после половых актов; с тех пор, как он завел себе любовниц, мне противно любое его касание. И это терзает меня изнутри: он единственный, чьи руки могут ко мне притрагиваться. Выхожу из кабинки и вытираюсь полотенцем.

Укладываюсь в постель, укутываясь в теплое одеяло, и отрешаюсь от всего меня беспокоящего. Я засыпаю, но меня мучают кошмары, которые я вижу довольно часто. Я ненавижу их, потому что там всегда главный участник — мой муж. Во сне я всегда знаю, что это не реально, что это только мое воображение, но все настолько правдоподобно, что всю меня сотрясает страх. Более того, есть еще одна отличительная черта: даже осознавая выдуманность этих видений, я никогда не могу заставить себя проснуться. Мне приходится выносить это до самого конца.

Однако ночь уходит прочь, наступает утро и звенит ненавистный будильник, никогда мне не позволяющий проспать «семейный» завтрак. Каждый день я заставляю себя подниматься в семь утра и наносить макияж, нарядно одеваться только для приема пищи. Ровно в восемь я выхожу в столовую, где Гейл, наша домоправительница, уже накрыла на двоих и ставит еду на стол. Я сажусь на свое место и ожидаю появления мистера Спенсера. В это время миссис Джонс приносит мою почту и журнал Time, а со стороны Джонатана кладет BusinessWeek, который он будет изучать вместо того, чтобы поесть. Несмотря на старания и кулинарные способности прислуги, мой муж всегда игнорирует утреннюю еду, довольствуясь лишь чашкой кофе.

— Доброе утро, — позади себя я услышала голос Джона. Вдруг вздрагиваю, когда моего плеча касается его прохладная рука.

— Доброе, — сдержанно и наигранно улыбаюсь, не выказывая своего испуга и раздражения от его появления.

— Как спалось, милая? — этот вопрос он задает мне ежедневно, и я, как всегда, отвечаю:

— Нормально.

— Надеюсь, тебя не мучили кошмары этой ночью, — с ухмылкой говорит он, — потому что благодаря тебе я спал прекрасно. Свеж, как огурчик!

— Я рада за тебя, — как только он берется за журнал, я приступаю к завтраку. Уж ради него себе в еде я отказывать не буду.

Да и вообще в различных удовольствиях, уж так привыкла за время своего замужества, отказывать себе не люблю. Хочешь — бери. Однако это касается только того, что можно купить за деньги. Если бы можно было оплатить свою свободу той суммой, что лежит на моей карточке, но, к моему огромному сожалению, даже тех денег для этого не хватит. Иногда я думаю, каково различие между моей жизнью и жизнью человека под арестом? Да, собственно, никакой.

— Чем планируешь сегодня заняться? — поинтересовался Джон, даже не отрывая глаз от печатного издания. Неужели он настолько меня не уважает? Если ему не хочется смотреть на меня, зачем тогда держать меня рядом?

— Особо ничем, — вздохнула я, попивая свой чай. — Может быть, сегодня заглянет председатель книжного клуба. Мы с ней, как главы комитета, должны обсудить предстоящее мероприятие.

— Какой председатель? — он вдруг поднял на меня глаза, выгнув вопросительно бровь. Ох, я задела за живое. Мою персону позволено окружать лишь женщинам, и лишь при Джоне я могу беседовать и с противоположным полом.

— Кэтрин Кавана, — ответила я безразлично, однако же в душе я ликовала от этой маленькой победы, что смогла, пусть лишь слегка, но задеть его. Иногда мне нравится позлить его.

— Ладно, — его взгляд вновь опустился вниз.

После завтрака я была предоставлена сама себе. Еще в самом начале наших отношений я бы отдала все, лишь бы иметь такую возможность. Но сейчас же все совсем иначе. Я хочу общения, хочу заниматься чем-либо полезным, пойти на работу по своей специальности. Еще за пару недель до церемонии бракосочетания мистер Спенсер явно дал понять, что мне не нужно зарабатывать на жизнь. Однако, если еще первый месяц я не замечала отсутствия работы в компании, ибо была занята другими вопросами, жутко уставала каждый день, то, когда шумиха с нашей свадьбой улеглась, уменьшилось количество интервью и всяких визитов, и я начала скучать.

Пришлось искать себе занятие: моим хобби стало рисование. Я занималась с преподавателем из лучшей художественной школы Сиэтла. Мне было так одиноко, что за полгода обучения я попробовала разные техники, выбрав то, что мне больше всего понравилось. Я скупала холсты из самых разных материалов, с помощью учителя подбирала себе инструмент: кисточки, краски, карандаши, уголь, пастель и прочее. Мне нравится это. Я научилась выражать свои эмоции иллюстрацией на бумаге, и очень часто я приходила в комнату, оборудованную под мою мастерскую, глубокой ночью, вдохновленная и погруженная в какую-либо идею. А в дни, когда делать мне было нечего, мне помогал восхитительный панорамный вид из окон этого дворца, что было, наверное, единственным что нравилось мне в этом доме.

Еще я увлеклась зарубежными произведениями. Странно, имея огромную библиотеку, не читать книг. Мой курс университета был направлен на изучение моей родной английской литературы. На достаточном уровне я знала только французский, поэтому смогла осилить книги на языке оригинала. Другие же читала в переводе.

Этот день проходил обычно. Я читала, после немного порисовала свой новый «шедевр» и дело постепенно близилось к вечеру. Смыв краску, я помогла Гейл с готовкой ужина. Когда же с этим было покончено и оставалось около десяти минут до возвращения Джона, я переоделась в парадную одежду. Я ждала мужа в гостиной около камина, наблюдая за мерцающим оранжевым пламенем и снова рассуждая о том, что из себя представляет моя жизнь. Но вскоре приехал Джон — я увидела в окне его машину. Однако я осталась сидеть на своем месте, ожидая, когда он войдет в дом.