– У Петрусов дочь примерно в том же возрасте. Какие у них были взаимоотношения? Как-никак соседи.

Хелльстрём пожал плечами.

– Даже в одном классе учились. Но вне школы не встречались. Дочь Петрусов смотрела на Кики сверху вниз. Да и вся их семья так смотрела.

– Вы были также шофером у Петруса?

– Собственно, это не входило в мои обязанности, но я часто возил его. Когда они сюда переехали и наняли меня садовником, о месте шофера речи не было. Только приплачивали за то, чтобы следил за их машинами.

– Куда вы возили директора Петруса?

– В город – в его контору и другие учреждения. Иногда на приемы.

– И в Рутебру приходилось возить?

– Приходилось – раза три-четыре.

– Какого мнения вы были о директоре Петрусе?

– Да никакого. Работодатель, и все тут.

Подумав, Оса спросила:

– Вы ведь шесть лет у него работали, верно? Хелльстрём кивнул.

– Около того. С тех пор, как они построили тут дачу.

– За это время, наверно, немало с ним переговорили. Хотя бы в машине.

Хелльстрём отрицательно покачал головой.

– В машине мы никогда не разговаривали. А так-то речь шла все больше о саде.

– Вы знали, какие фильмы снимал директор Петрус?

– Я не видел его фильмов. В кино почти не хожу.

– Вы знали, что ваша дочь снималась в одной из его картин?

Он снова покачал головой.

– Нет.

Оса внимательно смотрела на него, но он отвел глаза. Потом спросил:

– В массовке, что ли?

– Она снималась в порнографическом фильме. Он быстро глянул на нее:

– Нет, я этого не знал.

Она продолжала смотреть на него. Подождав, сказала:

– Вы, должно быть, сильно привязаны к дочери. Сильнее, чем большинство отцов. И она к вам. Ведь у вас и у нее больше никого не было.

Хелльстрём кивнул.

– Да, только мы двое. Во всяком случае, пока она была маленькая, я жил только ею.

Он выпрямился, закурил новую сигарету.

– Но теперь она взрослая, сама себе хозяйка. Я больше не собираюсь вмешиваться в ее жизнь.

– Что вы делали в то утро, когда был убит директор Петрус?

– Работал здесь, надо полагать.

– Вы ведь знаете, о каком дне идет речь, это было в четверг шестого июня.

– Я редко отсюда отлучаюсь, и мой рабочий день начинается рано. Должно быть, и тот четверг ничем не отличался от других дней.

– Кто-нибудь может подтвердить, что вы были здесь? Скажем, кто-нибудь из ваших работодателей?

– Не знаю. У меня ведь такая работа, самостоятельная. Делай, что положено, а когда делаешь, роли не играет. Но обычно я приступаю около восьми. – Помолчав, он добавил: – Я его не убивал. У меня не было для этого никаких причин.

– Возможно, – вступил Мартин Бек. – И все-таки было бы неплохо, если бы кто-нибудь мог подтвердить, что вы находились здесь утром шестого июня.

– Не знаю, кто бы мог это сделать. Я живу один. Когда не занят в саду, вожусь в сарае. Всегда какое-нибудь дело находится.

– Пожалуй, придется нам все-таки поговорить с вашими работодателями и другими людьми, которые могли вас видеть, – сказал Мартин Бек. – На всякий случай.

Хелльстрём пожал плечами.

– Это когда же было. Я и сам не помню, чем занимался в то утро.

– Да, не так-то легко вспомнить, – поддакнул Мартин Бек.

– А что произошло в Копенгагене, когда вы встретили дочь? – спросила Оса.

– Ничего особенного. Она жила в маленькой квартирке, где принимала своих клиентов. Так прямо и сказала. Болтала что-то о предстоящих съемках в кино, дескать, нынешнее занятие только временное, и оно ее вполне устраивает, потому что она хорошо зарабатывает. Но все равно, как только начнет сниматься, оставит проституцию. Обещала писать, но я до сих пор не получил ни строчки. Вот и все. Выпроводила меня через час и сказала, что не поедет домой. Дескать, и мне незачем больше приезжать. А я и не собираюсь. Я ее совсем вычеркнул. Махнул рукой.

– Давно она ушла из дому?

– Да сразу, как только школу кончила. Жила у подруг в городе. Иногда наведывалась сюда. Довольно редко. Потом и вовсе пропала, и наконец я выяснил, что она в Копенгагене.

– Вы знали о ее отношениях с директором Петрусом?

– Отношениях? Какие у них могли быть отношения. Может, она и снималась у него, а так-то она для него была всего лишь дочерью садовника. И для всего их семейства. Оттого небось и не захотела жить в этом поселке снобов, где неимущих ни во что не ставят.