– Я знаю, на что согласилась, - она запнулась.
– Это ты?..

– Это - я.

Она попыталась примириться со зверем и с мужчиной, но не смогла. То темное, гротескное создание было огромным, вдвое больше Лукаса. Чудовищное сочетание обезьяны, собаки, медведя - Карина билась над сравнением по пунктам из справочного указателя, и ни одного не могла найти. Ее голова аж распухла. Она вспомнила клыки и полные злобы глаза, и массивные плечи, покрытые темным мехом. Как такое было возможным? Голос рассудка отказывался принять то, что нечто такое существовало. Но ее тело чувствовало рядом Лукаса, и знало, что зверь был реальным.

Она должна была получить объяснение. Хоть какое-нибудь.

– Ты - вампир?
– спросила она.

– Нет.

– Тогда что ты такое?

Он вздохнул:

– Нет ни мифа или легенды, ни милого объяснения. А таких как я здесь люди называют «демонами». Это просто название, без привязки к чему-нибудь религиозному. Также, ты могла слышать, что люди называют меня человеческим подвидом №30. А остальное - все очень сложно.

Он взял ее наполовину пустой стакан и, продолжая говорить, пошел наполнять его доверху:

– На самом деле, для моей поддержки, нужна не твоя кровь. Мне требуются эндокринные гормоны, которые с секретом будут выделяться твоим телом в ответ на мой укус.

– Для чего?

– Для противодействия последствиям от выработки мной яда, которые причиняют мне боль.

Он поместил ей в руки наполненный стакан, потер рукой у себя за шеей и протянул ладонь к ее лицу. Аромат горячего металла ударил ей в ноздри, и она отпрянула.

– Эта вонь означает, что я изголодался по тебе.

Он был слишком близко. Стаканчик задрожал в ее пятерне. Боже, ей было страшно. И вся ее сила воли ушла на то, чтобы с криком не убежать.

– Будет больно?

– Да. Не так, как в фильмах о вампирах, где вампир кусает женщину, а она мягко стонет и теряет сознание. Ничего такого, включая восторг и кульминацию. Только я - пожевывающий тебя.

Он взял ее за подбородок, приподнимая лицо, и всмотрелся в глаза. Карина отдернулась. Он прислонился. Она попыталась выкарабкаться, но он схватил ее плечо, удерживая в неподвижности. Его губы коснулись ее лба.

– Жар, - Лукаса скорчила гримаса.
– Твои глаза все еще налиты кровью.

Его присутствие давило на нее как физическая нагрузка. Карина закрыла глаза. Замкнутая от мира всего, она сидела здесь и к тому же претендовала на то, что все будет окей, даже если ее инстинкт уверял об ином. Ей надо выжить и адаптироваться. Она должна сделать все, что потребуется, чтобы вернуть дочь.

Когда она раскрыла веки, он ждал ее с синтетическим шнурком в руках. Она не слышала его движений.

– Это для того, чтобы ты не дергалась.

Он придвинулся к ней, разматывая шнурок.

Нет. Лежать здесь, связанной и полностью беспомощной, пока он будет упиваться ее кровью - это уж слишком.

– Все в порядке, - проговорила она, - я не передумаю.

Лукас продолжил свое.

– Я не передумаю, - отчаяние придало стальных ноток ее голосу.
– Я согласилась сделать это для того, чтобы спасти свою дочь. Они позволят увидеться с ней, после твоей подпитки. Я не буду бежать или драться.

Он остановился.

– Артур сказал, что я буду оставаться здесь, пока буду жива. А это значит, что тебе необходимо часто делать подпитку. Может, правильней начинать по-хорошему.

Лукас мертвой хваткой вцепился в веревку. Его бицепсы вздулись. И веревка лопнула на части. Карина вздрогнула.

– Если ты пытаешься запугать меня - так слишком поздно. Я уже напугана так, что больше некуда.

– Я не пытаюсь тебя напугать тем, что закусаю до смерти, - сказал Лукас, сматывая веревку в тугой комок, несколько раз обернув вокруг конца ее кусок, и бросил его Карине в подол футболки.
– Это на тот случай, если получится слишком грубо.

Она подобрала то, что было веревкой.

Лукас сел рядом и сказал:

– Артура не колышет твоя дочь. Я. Я гарантировал ее безопасность. Вы обе принадлежите мне.

Лукас наклонился, чтобы заглянуть к ней в лицо. Она ожидала ярости, голода, какой-то неистовой эмоции, но вместо этого увидела только устойчивое спокойствие.

– Я обещаю тебе, не имеет значения, что произойдет между нами, твоя дочь будет в безопасности. Я никогда не буду использовать ее против тебя. Все меня боятся, и никогда не будут над ней издеваться или плохо к ней относиться.