– Ты восхитительна, - на выдохе произнес Хидан, глядя на подругу, которая, наконец, покинула свою спальню.

– Я даже вдохновился, - с мечтательной улыбкой произнес Дейдара.

– Ты как-то странно произносишь слово «возбудился», - поспешил вставить пепельный блондин, улыбаясь своей шутке.

Рури улыбнулась, прищурив глаза. Телефон в сумочке завибрировал.

– Пора, - выдохнула брюнетка.

У входа стоял черный лимузин. Рури наскоро попрощалась с друзьями и села в салон.

– Чудесно выглядишь, - любовно произнесла Сафайа, едва ощутимо погладив дочь по щеке. Отец окинул дочь взглядом и уставился в окно.

– Спасибо за платье, отец, - тихо произнесла девушка, глядя прямо на мужчину.

– Тебе очень идет, - ответил Мичио, бросив на дочь короткий взгляд и вновь устремив его в окно, над чем-то раздумывая. Старший Аои чувствовал гордость. Его единственная дочь выглядела потрясающе. Настоящая молодая женщина. Взгляд ее был прям и силен. Точно такой же мужчина часто наблюдает, глядя в зеркало.

Машина остановилась. Двери открылись снаружи. Рури вышла первая, принимая руку незнакомого мужчины. Аои приоткрыла рот от удивления, рассматривая дом. Поймав строгий взгляд матери, она взяла себя в руки. Перед семьей Аои стоял внушительных размеров особняк. Больше, чем дом Аои, но все же меньше, чем их поместье на островах. Пока семья направлялась к входу, Сафайа нашептала дочери на ухо, что они находятся в противоположной части города от той, где живут родители девушки, и что именно в этот район стекаются богачи, приехавшие из других городов и стран.

– Добрый вечер, - произнес мужчина, стоявший у высоких парадных дверей, - меня зовут Хаяте. Я управляющий этого поместья. Прошу, проходите, - он чуть поклонился и отвел руку в сторону в пригласительном жесте.

Рури окинула взглядом просторный холл. Прямо перед ней была широкая лестница, точно она оказалась в одном из европейских дворцов, отстроенных пару веков назад.

– Господа еще не собрались. Если желаете, можете осмотреться, - учтиво проговорил Хаяте. Он же помог снять Сафайе и Рури их пальто и принял из рук Мичио верхнюю одежду главы семьи.

Родители Рури завели разговор с управляющим. Младшая Аои решила подняться по широкой поворотной конструкции лестнице из розового мрамора. Через несколько ступеней она расходилась в разные стороны, ведя с обеих сторон на второй этаж. Рури задержалась на «развилке». Перед ней висело большое полотно. Она, как зачарованная, смотрела на него, не в силах оторваться.

– Впечатляет, верно? – раздался голос, заставивший брюнетку вздрогнуть. Рури не слышала тихих шагов по ковру. Аои повернула голову, и сердце пропустило удар.

Рядом стоял мужчина в полном понимании этого слова. Высокий, осанистый, статный. Черные угольные волосы, выразительно красивые черты лица и затягивающий омут темных глаз. «Как же похож на Итачи…», - подумала она. От него веяло силой, а аромат парфюма точно шептал «подчинись».

– Верно, - спокойно ответила девушка, когда поняла по взгляду мужчины, что он ждет ее реакции на вопрос.

– Только всмотритесь в эмоции героев. Скорбь и горечь слез Евы буквально физически ощущаются внутри. А изможденное тело Авеля? Что удивительно, автор не изобразил ни одной раны на теле убитого, но его поза, лицо, его выражение четко передают нам его страдания при смерти. Как физические, от нанесенных, но невидимых нам ран, так и моральные от того, что его убил собственный брат. Возможно, физических повреждений нет как раз потому, что братоубийство куда страшнее, чем просто убийство с точки зрения морали, - голос у него был глубокий. Гораздо глубже, чем у Итачи. Каждое слово, сказанное мужчиной, который достаточно активно жестикулировал одной рукой, отзывалось вибрациями в груди. Будто каждый звук, что издает его рот, это мелодия на ребрах девушки.

– Полотно восхитительно, - эмоции Рури не играла. Ее действительно впечатлила эта работа. – Не хочу показаться необразованной, но в авторе произведения я могу ошибиться, - она прислонила указательный и большой палец к подбородку и задумчиво его подгладила, - колорит намекает на вторую половину 19 века. Скорее всего, Франция. Стиль написания очень отдает эпохой Возрождения. На ум приходит только один человек.

– Удивите же меня, - прозвучал голос мужчины у самого уха.

– Бугро, - уверенно произнесла девушка, хотя она была совершенно не уверена.

– Вы совершенно правы. Вильям Бугро. «Первый траур». – он улыбнулся. – Такая очаровательная и такая просвещенная одновременно. Я Вами очарован, - произнес он, глядя Рури в глаза. Девушка почувствовала, как начинают краснеть щеки. Она смущенно улыбнулась в ответ. – Думаю, нам стоит пройти в зал, - сказал он и, не дожидаясь ответа девушки, развернулся и предложил ей свою руку, согнутую в локте. Рури осторожно коснулась его локтя и, придерживая платье свободной рукой, стала спускаться, заводя неспешный разговор об искусстве с мужчиной.