Я перед ним в долгу не остался – вот только не помню точно, как именно я его разыграл. То ли стал распускать слухи, что, мол, его девчонка забеременела, а он, дескать, толком и не знал от кого. Может, и так. А может, еще каким-то образом подставил? Вполне допускаю. Но не более того – дальше шуток дело не заходило. Нас теперь уже не интересовали уличные стычки, мы теперь подвизались на новом поприще – кавалеров танцев и бабников. Мне из принципа не хотелось, чтобы полученные мною от циркачек постельные навыки пропали даром.

Я вел беззаботную, полную маленьких радостей жизнь молодого повесы – никакой ответственности, никаких размышлений, куча славных друзей, толпы девчонок: одним словом, полным ходом накапливал впечатления и события для будущих воспоминаний. Вот только на месте мне не сиделось. Я все время стремился сняться с насиженного места. И довольно скоро убедился, что судьба занесла меня далеко-далеко, но к тому времени я уже не мог позволить себе роскошь быть нетерпеливым. Я был вынужден жить по армейским законам, а именно – поторапливайся и жди».

«Впервые эту песню – «Tuxedo Junction» – я услышал в 1941 году. Я служил в военной полиции в Колорадо, мы выполняли функции охраны в Лоури Филд в составе воздушного корпуса. Большинство считает, что известностью эта песня обязана Гленну Миллеру, но на самом деле простому руководителю ансамбля Эрскину Хоукинсу. Это он написал эту песню и впервые ее исполнил. И она всю войну не покидала меня. А после войны мое первое свидание с будущей женой Мэри тоже прошло под аккомпанемент ансамбля Эрскина Хоукинса, на концерт которого мы решили пойти в Филадельфии.

Однажды в холодный декабрьский вечер 1941 года я занял первое место в состязании танцоров, исполняя танец именно под «Tuxedo Junction» в танцевальном зале «Денвер дэнс холл». Утром мне предстояла переброска в Калифорнию. Японцы к тому времени уже разбомбили Перл-Харбор. Мне только что стукнул 21 год, ростом я был под 190. Четыре года спустя, когда война кончилась, меня демобилизовали за день до моего 25-летия. За войну я подрос еще сантиметров на пять. Люди забывают, как мы были молоды. Некоторые из нас такими остались навсегда.

Войну я провел пехотинцем в Европе в составе 45-й пехотной дивизии. Считается, что в среднем ветеран войны около 80 дней проводит в боях. Ко дню окончания войны мне сказали, что у меня на счету 411 боевых дней, что позволяло мне получать доплату в размере 20 долларов к ежемесячному солдатскому жалованью. Я был одним из тех, кому повезло. Есть много настоящих героев, для которых вся война ограничилась одним днем – первым и последним. Невзирая ни на рост, ни на количество боев и просто стычек с врагом, я ни разу и царапины не получил. Мне не раз приходилось, сидя в окопах, взывать к Господу, в особенности под Анцио. Что бы там ни говорили о моем детстве, именно в детстве я освоил науку выживания».

Вытащить из Фрэнка Ширана эпизоды его военной биографии оказалось делом нелегким, пожалуй, самым трудным в ходе всего интервью. Потребовалось целых два года, чтобы убедить его в том, что все, что касалось войны, вообще стоит обсуждать. И обсуждение это было очень обременительным и для интервьюируемого, и для автора – первый не желал на эту тему распространяться, а второму требовалось проявлять такт, задавая вопросы.

Ради облегчения моей задачи Ширан раздобыл 202-страничный талмуд – официальный журнал боевых действий 45-й пехотной дивизии за последние месяцы войны. Чем больше я узнавал из этого отчета и из рассказов Фрэнка, тем сильнее убеждался в том, что именно тогда в ходе боев этот ирландец и освоил ремесло хладнокровного убийцы.

В журнале боевых действий сказано: «45-я дивизия заплатила высокую цену за утверждение наших американских идеалов: 21 899 человек убитыми и ранеными». Если считать численность полностью укомплектованной дивизии в 15 000 человек, то ее личный состав полностью обновился. В журнале боевых действий говорится о 511 боевых днях дивизии в целом – то есть 511 дней, проведенных под пулями противника и в ведении огня по противнику. 45-я дивизия героически сражалась с самого первого дня войны в Европе и до последнего.

Не считая дней отдыха, на счету рядового Фрэнка Ширана 411 боевых дней – то есть таких дней у него свыше 80 %. День за днем Ширан убивал неприятельских солдат, задаваясь сакраментальным вопросом: а когда же очередь дойдет и до него? Не всем выпала участь Фрэнка Ширана – другие ветераны войны, с которыми мне приходилось беседовать, буквально лишались дара речи, если я произносил цифру в 411 боевых дней.

«– Врезать бы тебе как следует, – сказал Чарли (Диггси) Майерс. Я был на пару лет старше его и две головы выше. Мы были приятелями еще со школьных лет.