Шрифт:
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – я не упаду! – Федор Михайлович, кажется, обиделся и сказал:
– Как бы я желал, чтоб вы выпали сейчас из саней!
Я расхохоталась, и мир был заключен: всю остальную дорогу мы весело болтали, и мое грустное настроение как рукой сняло. Прощаясь, Федор Михайлович крепко пожал мне руку и взял с меня слово, что я приду к нему через день, чтобы условиться относительно работы над «Преступлением и наказанием».
Восьмое ноября 1866 года – один из знаменательных дней моей жизни: в этот день Федор Михайлович сказал мне, что меня любит, и просил быть его женой. С того времени прошло полвека, а все подробности этого дня так ясны в моей памяти, как будто произошли месяц назад.
Был светлый морозный день. Я пошла к Федору Михайловичу пешком, а потому опоздала на полчаса против назначенного времени. Федор Михайлович, видимо, давно уже меня ждал: заслышав мой голос, он тотчас вышел в переднюю.
– Наконец-то вы пришли! – радостно сказал он и стал помогать мне развязывать башлык и снимать пальто. Мы вместе вошли в кабинет. Там на этот раз было очень светло, и я с удивлением заметила, что Федор Михайлович чем-то взволнован. У него было возбужденнее, почти восторженное выражение лица, что очень его молодило.
– Как я рад, что вы пришли, – начал Федор Михайлович, – я так боялся, что вы забудете свое обещание.
– Но почему же вы это думали? Если я даю слово, то всегда его исполняю.
– Простите, я знаю, что вы всегда верны данному слову. Я так рад, что опять вас вижу!
– И я рада, что вижу вас, Федор Михайлович, да еще в таком веселом настроении. Не случилось ли с вами чего-либо приятного?
– Да, случилось! Сегодня ночью я видел чудесный сон!
– Только-то! – И я рассмеялась.
– Не смейтесь, пожалуйста. Я придаю снам большое значение. Мои сны всегда бывают вещими. Когда я вижу во сне покойного брата Мишу, а особенно когда мне снится отец, я знаю, что мне грозит беда.
– Расскажите же ваш сон!
– Видите этот большой палисандровый ящик? Это подарок моего сибирского друга Чокана Валиханова [21] , и я им очень дорожу. В нем я храню мои рукописи, письма и вещи, дорогие мне по воспоминаниям. Так вот, вижу я во сне, что сижу перед этим ящиком и разбираю бумаги. Вдруг между ними что-то блеснуло, какая-то светлая звездочка. Я перебираю бумаги, а звездочка то появляется, то исчезает. Это меня заинтриговало: я стал медленно перекладывать бумаги и между ними нашел крошечный брильянтик, но очень яркий и сверкающий.
21
С казахским просветителем, этнографом и путешественником Чоканом Чингисовичем Валихановым Достоевский познакомился в феврале 1854 г. в Омске, где Чокай Валиханов учился в кадетском корпусе. Знакомство Достоевского с Валихановым перешло в тесную дружбу. Известно письмо Достоевского к Валиханову от 14 декабря 1856 г.: «Я никогда и ни к кому, даже не исключая родного брата, не чувствовал такого влечения, как к Вам».
– Что же вы с ним сделали?
– В том-то и горе, что не помню! Тут пошли другие сны, и я не знаю, что с ним сталось. Но то был хороший сон!
– Сны, кажется, принято объяснять наоборот, – заметила я и тотчас же раскаялась в своих словах. Лицо Федора Михайловича быстро изменилось, точно потускнело.
– Так вы думаете, что со мною не произойдет ничего счастливого? Что это только напрасная надежда? – печально воскликнул он.
– Я не умею отгадывать сны, да и не верю им вовсе, – отвечала я.
Мне было очень жаль, что у Федора Михайловича исчезло его бодрое настроение, и я старалась его развеселить. На вопрос, какие я вижу сны, я рассказала их в комическом виде.
– Всего чаще я вижу во сне нашу бывшую начальницу гимназии, величественную даму, со старомодными буклями на висках, и всегда она меня за что-нибудь распекает. Снится мне также рыжий кот, что спрыгнул однажды на меня с забора нашего сада и этим страшно напугал.
– Ах вы, деточка, деточка! – повторял Федор Михайлович, смеясь и ласково на меня посматривая, – и сны-то у вас какие! Ну, а что же, весело вам было на именинах вашей крестной? – спросил он меня.
– Очень весело. После обеда старшие сели играть в карты, а мы, молодежь, собрались в кабинете хозяина и весь вечер оживленно болтали. Там было два очень милых и веселых студента.
Федор Михайлович опять затуманился. Меня поразило, до чего быстро менялось на этот раз настроение Федора Михайловича. Не зная свойств эпилепсии, я подумала, не предвещает ли это изменчивое настроение приближения припадка, и мне стало жутко…
У нас давно уже повелось, что, когда я приходила стенографировать, Федор Михайлович рассказывал мне, что он делал и где бывал за те часы, когда мы не видались. Я поспешила спросить Федора Михайловича, чем он был занят за последние дни.
– Новый роман придумывал, – ответил он.
– Что вы говорите? Интересный роман?
– Для меня очень интересен; только вот с концом романа сладить не могу. Тут замешалась психология молодой девушки. Будь я в Москве, я бы спросил мою племянницу, Сонечку [22] , ну, а теперь за помощью обращусь к вам.
Я с гордостью приготовилась «помогать» талантливому писателю.
– Кто же герой вашего романа?
– Художник, человек уже не молодой, ну, одним словом, моих лет.
22
Софья Александровна Иванова (в замужестве Хмырова) – племянница Достоевского, дочь Веры Михайловны Достоевской (по мужу Ивановой). Достоевский относился к ней с исключительной любовью, ценил ее за светлый ум и чистоту сердца, в письмах к ней доверял ей свои творческие тайны и сообщал много фактов из личной жизни. Достоевский посвятил С. А. Ивановой роман «Идиот» и назвал в честь ее свою дочь.