Лебёдчик поднял большой палец. Ладонью показал: "Не бзди! Всё сделаю культурно!" Медленно и мощно закрутились маховики лебёдок.

Трал вышел легко и без задоринки. Принёс немного. Но и не мало. Средне. Майор выдохнул с облегчением, и понял, что палтус будет. И будет заработок. Вот уже несколько лет Петренко страстно мечтал купить тёще отдельную квартиру. (Оформить её на себя.) И отселить старуху подальше, если получится, в другой город. Тёща майора Петренко имела тяжелый характер. Но очень хорошо готовила. Время от времени, засыпая, Петренко воображал, что тёща и жена, как бы… объединяются в однородную фигуру. Получается дева с лёгким характером супруги и практическими качествами тёщи.

Сон неизменно оканчивался кошмаром. Они занимались любовью и, в момент наивысшего наслаждения, жена исчезала, оставалась только тёща.

Короткие северные дни сменялись длинными ночами. Вахта, неизменной чередой, следовала за вахтой, будто вращалось колесо сансары. Трал уходил в море и возвращался, волоча по слипу чёрную скользкую рыбу.

– Эрнест Евгеньевич! – окликнул капитан. – Зайдите ко мне.

Блюхер вошел в каюту капитана. Внимательно закрыл за собой дверь. На старпоме был плотный шерстяной свитер под горло. Якутские кожаные унты и морская мятая кепка. В зубах он держал трубку. Курить Блюхер не любил, но трубка замечательно дополняла образ. Эрнест Хемингуэй на флоте.

Старпом сказал:

– Слушаю.

Капитану хотелось спросить за унты (они появились на старпоме недавно), но это было неудобно. И капитан перешел к делу.

– Лов идёт решительно хорошо…

Капитан поднёс к кончику сигары зажигалку. Он терпеть не мог сигар, но в присутствии щеголеватого помощника считал уместным курить только их.

– Вы и сами знаете. Девяносто пять тонн взяли в ноябре. И в этом месяце…

– Без ста килограмм сто пятьдесят тонн! – деловито дополнил Блюхер. – Итого.

Старпом рапортовал, напружинившись в струну. Потом, будто обессилив, обмяк и спросил, зачем капитан его вызвал: – Вас что-то беспокоит, Аркадий Ильич?

В этом панибратском вопросе уместилось многое: бесконечные рейсы, трудные вахты, почитание, граничащее с поклонением, уважение и желание помочь. Прийти на выручку в трудную минуту.

– В долговременном плане, – заговорил капитан, – мы не должны выпускать из виду…

Старпом оглядел каюту капитана. Он бывал здесь сотни раз, и всё одно изумлялся её наполнению. Над столом висел портрет Дзержинского. В академической манере: бородка-кожаный пиджак-стальные дужки очков. Рядом расположилось изображение… Блюхер не сразу сообразил, что это кто-то из великих композиторов. С изображения начисто были срезаны букли парика, а само лицо пристроено – весьма щепетильно и аккуратно – к другой, пышной седой шевелюре.

– Я уверен, что мы должны поощрить экипаж, – закончил капитан. Опустил в пепельницу погасшую сигару. – Не могу сказать, что работники фабрики… я говорю о бывших зэках, проявили себя с лучшей стороны. Но механики-дагестанцы мне решительно понравились! Деловитые, собранные, немногословные. Есть чему поучиться. И нам следует поощрить… в том смысле, чтобы сплотить коллектив… – Капитан сделала движение ладонями, как будто слепил снежок. – Какие будут предложения?

Старпом Блюхер сдержано согласился, что улов в этом рейсе действительно выше среднестатистического. Сказал, что коллектив нуждается в неусыпной заботе. Отметил лично капитана Кандыбу в этом стремлении. Наконец признался, что подготовил для встречи Нового года пьесу.

– Пьесу? – В голосе капитана мелькнули сомнения. – А это, Эрнест Евгеньевич, не слишком… того? Не слишком решительно?

– А кого нам бояться? – резонно возразил Блюхер. – Станем действовать революционно: не можешь – научим. Не хочешь – заставим.

– Это верно, – произнёс капитан.

Потом опять засомневался.

– Я всячески поощряю ваши начинания, Эрнест Евгеньевич, но…

– Вы посмотрите, насколько пьеса идейно-наполнена! – сказал старпом. – Не подумайте, что это будет феерия или массовая буффонада. Эта небольшая камерная пьеса. Скетч.

Последнее непонятное слово не понравилось капитану, однако он не возразил.

– О чём? В двух словах, – попросил. – В тезисах.

Старпом Блюхер повторил, что пьеса идейно-выдержанная. Что центральную партию страны и правительство она не критикует. (И даже напротив.) Ещё сообщил, что главных героев в пьесе пятеро.

– Очень хорошо! – вырвалось у капитана.

– Основное действующее лицо – Дед Мороз. Без него, к сожалению, никак.

– Это не страшно. Новый Год это такой праздник, на который мы решительно не имеем возможности повлиять.

– Естественно Снегурочка.

Снегурочка тоже не вызвала возражений. К концу рейса пекариха Тамара (единственная женщина на судне) становилась объектом излишнего мужского внимания. А потому её лучше было нейтрализовать, переместив из зрительного зала на подмостки.

Конец ознакомительного фрагмента.