— Так чего же ты хочешь, Балшич?

— Хочу, чтобы ты оставил в покое меня, мою державу и мой народ и убрался восвояси.

Рыцарь захохотал.

— Видать, в немалом страхе я держу вас, коль такого требуешь.

— Себя просто щажу. Да рыцарей твоих, — спокойно ответил Джюрадж. — За что воюешь и для кого? Ведь Людовик Наваррский умер.

Ингеррам стукнул кулаком по столу так, что опорожненные кубки подпрыгнули и едва не перевернулись.

— Умер! Потому и сидишь ты здесь со мной за одним столом. — И затем уже спокойнее добавил: — Жаль герцога. Хороший человек был. Своего шанса никогда упускать не хотел. Правда, планы иногда слишком большие строил. Вот, Рашку завоевать хотел, королем, значит, сербским стать мечтал. И не скупой был. Вот за тебя и за Топию награду в тысячу дукатов определил…

— Я тебе шесть тысяч дам.

— Сколько?

— Шесть тысяч флоринов, — повторил Джюрадж. — Если ты поклянешься мне навсегда покинуть Зету и никогда сюда больше не возвращаться.

Ингеррам задумался. Ему нравились эти места, но шесть тысяч флоринов — это же целое богатство.

— Я согласен. — Рыцарь протянул руку своему гостю.

— В таком случае, — Джюрадж ответил на рукопожатие, — вели своим людям, чтобы они впустили сюда моего слугу.

— Эй, кто там! — загремел Ингеррам. — Давайте сюда слугу этого господина.

Двери тут же раскрылись, и слуга Балшича, весь бледный, без единой кровинки на лице, нерешительно вошел в залу.

— Поди сюда, Голубан, — позвал его Джюрадж. — Давай папирус.

— Это что такое? — недовольно спросил рыцарь.

— На папирусе написано все то, о чем мы с тобой только что говорили. Ты подпишешь его и, когда я покину крепость, тотчас же получишь свои шесть тысяч, и завтра же вы все оставите Драч. Итак, согласен ли ты с такими условиями?

Ингеррам искренне уважал людей, которые в любых обстоятельствах не теряли голову и продолжали оставаться самими собой. Поэтому он даже не заметил, как подчинился воле Джюраджа. Он видел в нем сильного человека, равного Людовику, его бывшему господину.

— Черт с тобой, давай папирус. Хотя для нас, рыцарей, рыцарское слово куда важнее отпечатков пальцев на папирусе.

Соглашение было подписано и все условия были соблюдены. Назавтра шесть судов, в которых помещалось все рыцарское хозяйство и приобретенное разными путями богатство, отчалили от берегов Албании и взяли курс на Черное море, к берегам современной Румынии, где рыцарям удалось довольно легко занять несколько крепостей, установить там свой порядок и править в них много лет.

Лишь после всего этого Балшичи вздохнули спокойно, переключившись на дела сербские, которые все еще привлекали легкостью получения наживы.

Иван не терял надежды бежать из янычарской школы. Сердце его не принимало веру Аллаха, а душа не желала покоряться свободному рабству янычарских будней. Но он понимал, что бежать отсюда в одиночку невозможно. Иван начал приглядываться к мальчишкам, ища себе сообщников. Казалось, сделать это было совсем нетрудно, ибо поначалу все они горели желанием вырваться из этого пекла. Но одно дело — желание, а другое — истинное стремление его исполнить. А это-то как раз было присуще далеко не всем. Школа, где обучались будущие янычары, была обнесена большим каменным забором и постоянно охранялась стражниками султана. За забором начинался сад, с одной стороны которого был город, с другой — пустырь. Предприятие было почти безнадежное, ибо ни денег не было у Ивана, ни страны он не знал, не знал даже, в какую сторону бежать. И все же он об этом не думал. Он не мог забыть смерть отца и страшную гибель сестренки, а еще его мучил страх, что из него сделают такого же бездумного убийцу.

Наконец Иван нашел двух единомышленников, которым он и решился довериться. Оказалось, они уже давно обдумывали план побега и, когда Иван им сообщил, что у него припрятан и крюк с веревкой, обрадовались неописуемо. Это уже было что-то. С этим крюком и веревкой можно было взобраться на стену, а там… Ребята были старше Ивана на несколько лет, и он с радостью согласился на их руководство заговором. Их звали Милош и Милан. Они себя продолжали называть именами, пожалованными им их христианским Богом. В первые недели пребывания в школе побег совершить было легче, нежели потом — в них пока впихивали одни суры из Корана, обучали языку и мусульманским обычаям, да изредка тренировали на плацу. Потом, когда занятия начнутся по полной программе, и следить за ними начнут гораздо строже.

Заговорщики узнали, что через четыре дня шейх Ибрагим на некоторое время должен покинуть Аджами Огхлан. Этими-то днями и решили воспользоваться мальчишки. Все шло как нельзя лучше. За день до своего отъезда шейх Ибрагим снова повел будущих солдат султана в городскую мечеть. Мусульманское богослужение все больше входило в сознание и мысли мальчишек. Когда они двинулись в обратный путь, их задержало невиданное дотоле зрелище — на покрытой плитами площади у мечети собралось необычайное множество народа. И вдруг на самой высокой точке минарета появились три человека — двое по бокам, в чалмах и при оружии, третий — в середине, в простой одежде и с непокрытой головой. Какое-то мгновение они стояли без движения, затем двое толкнули среднего вниз с башни минарета под дикие возгласы толпы. Страшный крик — и тишина. Иван отшатнулся и в страхе закрыл глаза руками. Кровь отхлынула от его лица. Он непроизвольно задрожал.

Окончание этого и весь следующий день Иван провел словно в забытьи. Он почти ничего не видел и не слышал, был невнимателен и рассеян. Даже приказ шейха Ибрагима о его наказании не произвел на Ивана впечатления. Но больше всего из-за его состояния переживали Милош и Милан. Ведь до побега оставалось все меньше времени. Они пытались растормошить Ивана, задавали ему вопросы, пытаясь выяснить, что случилось. Он отвечал что-то невнятное. Так потрясла его и напугала казнь преступника. Когда же его призвал к себе на исповедь шейх Ибрагим, Иван не выдержал. Он встал перед шейхом на колени, отвесил несколько поклонов, поцеловал носки его сапог и тихим, дрожащим голосом произнес: