Ехать на работу не имело смысла, было уже 16 часов, работа до 17, так что доберусь уже к закрытию почты. И я потихоньку побрела домой. Со стороны могло наверное показаться, что на меня нагрузили громадный воз, так тяжело я шла.

Забрав Иришку из садика, я ещё немножко погуляла с ней во дворе многоквартирных домов. Там была детская площадка и она любила на ней играть.

Я смотрела на неё, а по моему лицу бежали слёзы. Я вспоминала весь этот бурный, непутёвый, хаотичный период своей жизни, все мгновения этой мятущейся беспокойной души и думала "за что".

Ради чего всё это было и что теперь будет с нами, после того что я узнала о матери. Какие ещё она преподнесёт мне сюрпризы? Чем ещё изгадит меня на словах?

И как мне оградиться от этой грязи?

Я снова вспоминала слова бабушки, твой главный враг живёт с тобой бок о бок, и снова понимала, насколько она была права. Я сидела и давала себе слово, что никогда не стану врагом своей дочери, никогда не злоупотреблю её доверием, никогда не упрекну её ошибками, и ни за что не стану себе измышлять про неё плохое. Я буду любить её и верить ей.

Только так смогу быть ей защитой, а не так как мать моя, ставить препоны и подножки своему ребёнку и очернять его в глазах людей. Злому врагу не могла я пожелать такой участи. Я не понимала, как в матери могут уживаться любовь к детям и стремление погубить своих детей. Ведь словом можно погубить хуже, чем делом. И если злословие идёт от самого близкого и родного человека, то чего ждать от посторонних, скорых на суд?

Домой я пришла измученная и зарёванная, мне не хотелось не только говорить с кем-то, но даже смотреть на мать было противно, а она, как назло, покормив всех ужином тут же пристала с расспросами.

И скрепя сердце односложно я отвечала на её вопросы.

Услышав, что я согласилась на добровольный отказ от алиментов она подняла крик, что он обманет, не будет мне ничего слать и я дура, как и она буду тянуть всё на себе. Я ответила:-Если мы тебе в тягость, то с получки мы живём отдельно, а указывать мне, верить или не верить людям, не нужно, сама разберусь.

Видимо она почувствовала моё настроение, так как прекратила напирать и после сидела и тихо ворчала себе под нос. Но мне было безразлично.

С получки я осуществила то, о чём сказала. Питаться мы стали отдельно, я отдавала деньги только на оплату жилья. За сад я платила сама, еду готовила для всей семьи, но отдельно из своих продуктов себе, из их им. А то, что собиралось в огороде было общим, так как труд вкладывался мой, материн и моих друзей.

Наде было нельзя, так говорила мама. В 10 лет ей сделали операцию на глаза, у неё было сильное косоглазие, так ей подтянули глазную мышцу. В 18 лет ей предстояла повторная операция, для закрепления результата, иначе глаз мог начать смещаться в другую сторону. Собственно ничего резкого и тяжелого, ей нельзя было только год после операции, когда она ходила в корректирующих, как у Юли, очках, но ей было выгодно увиливать от домашних дел подобным образом, и мать шла у неё на поводу. Как никак любимое чадо.

Косоглазие у неё случилось из-за маминого падения во время беременности, поэтому видимо мать испытывала чувство вины перед ней.

Вскоре мне снова пришлось оказаться в здании суда, но уже на другом суде, в качестве свидетеля. За это время нашли виновника резни, меня приглашали на опознание и хотя я полагала, что не помню его и смогла дать только поверхностное описание при опросе, оказалось зрительно я его сфотографировала, так как на очной ставке, среди пяти человек, безошибочно сразу указала на него, а потерпевший также указал на него.

Так как опознание происходило отдельно, всё сошлось. Штык тоже отыскали, именно в том дворе, куда он скрылся. Он закопал его в обломки мусорного кирпича, от обвалившейся кладки, но его нашли.

На суде, несмотря на то, что его дружки грозили мне расправой, я дала именно те показания, что давала и вначале. Не знаю почему, но я их угроз не испугалась, хотя дружки у него были бандиты.

Суть происшедшего была до банальности проста. Потерпевший, абсолютно трезвый , шёл с друзьями на прогулку. В района автобусной остановки, он стал обходить толпу ожидающих транспорта по бровке тротуара и оскользнувшись, невольно навалился на стоявшего парня.

Он задел его рукой, за что тут же принёс извинение. Но нападавший был пьян, счёл случившееся оскорблением и не нашёл ничего лучшего, как наброситься на него неожиданно сзади со штыком.

Потерпевший был много старше, 27 лет и крупнее сложением. Но именно потому, что нападения не ждал нанесённые удары, не дали ему возможности ни защищаться, ни увернуться от ярости 17- летнего подростка.

Так что никаких сложностей это дело не представляло и нападавший, стал осуждённым преступником, получив срок 8 лет колонии, год детской и далее во взрослой.