Слово Терминус опять вернуло меня к размышлениям об этом месте.

– Вы действительно думаете, что это не подстава? – удивилась я, разведя руками. – Кто зовёт народ под свою крышу в наше время?

– Мы приняли людей и вполне сносно жили с ними, - ответил мне Гленн уверенно. – Я убеждён, что большинство наших идут в Терминус…мне что-то подсказывает, что там мы встретимся снова…все вместе.

– Если они живы, - мне всё ещё от этой идеи было не по себе. – Мне не нравится этот Терминус…уже…

– Мы не будем сразу прыгать в открытые ворота. Подойдём, осмотримся, последим за жизнью внутри, - сказал Абрахам серьёзно.

Мне пришлось согласиться с остальными на счёт встречи в Терминусе. Мурашки шли от мысли о новом месте. Сразу яркие картинки пожара на ферме, взрывающуюся военную базу Канзас Сити, горящую тюрьму. Не хочу, чтобы и эта авантюра заключилась огнём. Хватит с нас!

Хотя, это подарило мне надежду о том, что я смогу снова увидеть кого-то из тюрьмы. Я начинала всё больше ценить и всё чаще вспоминать этих людей. По-настоящему грустила по Мэгги, с которой мне наверняка стоило проводить больше времени. Я чувствовала близость невероятных перемен, но в то же время, я снова боялась, что всё пойдет прахом.

– А что на счёт Вашингтона? – задала вопрос я.

– Мы думаем отправиться туда, как только проверим Терминус на наличие наших, - ответил Гленн.

– А вам не всё равно? Для вас Терминус – нехилый риск, - обратилась я к странствующей троице, не скрывая некоторого подозрения.

– Они мне здоровски помогли, - сказал Гленн. – Они действительно хорошие люди, Джулиетт.

– Ну, тогда, господа, хорошие люди, я знаю, кто в Вашингтоне вам жизненно важно необходим, - я уловила их интерес и слегка прищурилась.

***

– Нам нужно спешить. Встречаемся в Терминусе, - кратко сказал Дэрил, садясь в машину.

Юджин не отлипал от моей руки, рассматривая уродливый, искажающий её очертания шрам. Он не особенно то и был похож на чёткий укус, просто повреждение, но это «просто повреждение» вызывало у ботаника дикий восторг:

– Я полагал, что существуют устойчивые, но…

– Устойчивые всегда будут. Это закон природы – для каждой бактерии, для каждого вируса среди миллионов особей в популяции всегда найдётся одна – устойчивая. И я уверенна, что они есть, - рассуждала я. – Но я устойчивая искусственно. И в этом моя помощь вам.

– Ты – мессия, Джулиетт.

Я смущенно улыбнулась:

– Ради вас постараюсь выжить.

Мы умчались обратно к хижине сквозь ночь, получалось, мы уложились в довольно хорошие сроки, надеюсь, Хершелу стало не сильно хуже.

Все эти новости и о Терминусе, и о Вашингтоне вселили в меня много мыслей, много рассуждений полезло наружу. Именно тогда, в машине, я выявила неудобный для меня минус Диксона. Это был человек без образования еле-еле закончивший школу, с ним было крайне туго разговаривать о вечном. Он никогда не задумывался об этом.

– Разве теперь всё это имеет значение? – уже подпсиховывая, буркнул он.

– Конечно. Иначе, люди бы не задавали такие вопросы, - пожала я плечами.

– Философ хренов, - мужчина покачал головой.

Я тяжело вздохнула, опустив руку ему на колено. Не философ, не мудрец, зато с ним действительно надёжно. Отвлекшись на секунду от дороги, мужчина обратил на меня мягкий взгляд и улыбнулся, растянув сомкнутые губы.

А вот и наша хижина появилась спустя несколько минут. Ритмично постучав, входим. В доме тишина и полный мрак. Видимо, точно поняв, что в доме мы, отец зажег фонарик, направив его свет на потолок, мягко рассеивая его по всему помещению. Отец сидел на краю дивана, на котором лежал Хершел; голова отца была опущена вниз. Хершел не шевелился совсем, словно каменный лежал на кушетке…не дышал.

Мы опоздали. Никто не проронил и слова, все было ясно: в руке отца был нож, с которого медленно на пол стекали маленькие капельки крови.

Отец был никакой. Он рыл могилу и плакал. Он потерял друга.

К обеду придётся оставить хижину и отправиться в сторону железной дороги, на развилке которой нас ожидает сомнительное спасение. Одно грело душу – возможно, скоро мы воссоединимся вновь. Солнце всходит, у домика, что приютил нас на ночь, свежая могила с весьма неаккуратным крестиком.

– Никто из нас уже не будет похоронен достойно, - вымолвила я, глядя на могилу. – Никаких почестей, простынь вместо гроба, наспех сколоченный крест, никакого имени. А кто-то даже останется гнить на солнце.

Спокойно выслушав мою речь, Диксон взял нож и выскреб на кресте имя – «Хершел Грин».

– Так лучше, - кивнула я, одобряя действие.

– Может быть, это и не самые достойные похороны, но я думаю, ему уже всё равно, если он попал в мир, несколько лучший, чем здесь, - пожал плечами охотник. – Главное, что мы помним о нём.