Таким образом, человек может сожалеть о многом – о том, что сделано и о том, что не было сделано. Но достаточны ли эти переживания и порожденные ими когнитивно – словесные процессы как механизмы психологической самозащиты? Какие еще механизмы в таких случаях действуют? Какова роль вытеснения и подавления? Как человек рационализирует свои неудачи, несчастья и пропущенные возможности прошлого? Например, какие различия имеют эти механизмы для каждого из подтипов ретроспективной фрустрации? Здесь, как уже замечено и другими психологами, встает еще и вопрос о риске. Возможно, что если бы мы чаще рисковали и меньше искали безопасности, в настоящем не так часто переживали бы сожаление. Это очевидно и не нуждается в специальном исследовании. Специального же исследования требуют специфические черты защитных процессов в описанных выше различных случаях.

Уже из повседневного опыта мы знаем (вернее, «чувствуем»), что если после одного фрустратора или стрессора на нас оказывает воздействие второй фрустратор, то эти факторы взаимодействуют в нашей психике. И в научных трудах уже предложена идея о том, что последовательно воздействующие на человека неблагоприятные факторы суммируются. Например, вследствие суммации многих повседневных обид фрустрация человека может, постепенно усиливаясь, привести к взрыву какой-либо ответной реакции, например агрессии. Как мы увидим из дальнейшего, существует порог толерантности (терпимости) человека, переход через который (т. е. превышение которого) и вызывает такие бурные реакции.

Но положение вещей намного сложнее, чем исследователи представляли до сих пор. Мы считаем, что это положение можно раскрыть с помощью предлагаемых ниже гипотез, которые нетрудно обосновать эмпирическими методами.

Наша гипотеза состоит из следующих основных утверждений: 1) последовательно воздействующие на человека фрустраторы взаимодействуют более сложным образом; это зависит как от их природы (качества), так и от силы (интенсивности) и величины временных интервалов между «моментами» их воздействия на человека или на группу; 2) двумя основными видами этого взаимодействия являются суммирование и суперпозиция фрустраторов и стрессоров; 3) суммация (сложение) фрустраторов происходит тогда, когда воздействующие фрустраторы или стрессоры имеют одинаковое качество. (Например, шумовое воздействие суммируется с новым шумом, новое оскорбление добавляется к предыдущему оскорблению и т. п.); 4) суперпозиция (наложение) имеет место в том случае, когда последующий фрустратор или стрессор принадлежит к совсем другой качественной категории (например, после шума наступает оскорбление личности или фрустрация его целенаправленной активности); 5) при суммации и суперпозиции фрустраторов и стрессоров возникают как общие, так и специфические психофизиологические состояния. Поэтому в этих двух случаях взаимодействия фрустраторов и стрессоров их последствия – фрустрации и стрессовые состояния – не могут быть одинаковыми; специфические последствия при суммации и суперпозиции всегда различны; 6) при суперпозиции второй фрустратор (стрессор) может даже смягчить последствия воздействия первого фрустратора (стрессора). Это те случаи, которые народ давно заметил и зафиксировал в изречении: «Клин клином выбивают (вышибают)». Если выразить суть таких случаев в терминах теории фрустрации и психологической защиты, можно сказать, что второй фрустратор парадоксальным образом выступает в роли механизма психической защиты личности от разрушительного воздействия предыдущего фрустратора (стрессора)! Это явление наблюдается и в более мягких формах. Например, человек, страдающий от тяжелых утрат, выбирает тяжелый труд и подвергает себя новым страданиям для того, чтобы освободиться от первых. В данном случае под «освобождением» в основном следует иметь в виду вытеснение, подавление и их последствия, которые служат предметом подробного рассмотрения в настоящей книге.

В ходе дальнейшей разработки изложенной концепции следует также иметь в виду целый ряд закономерностей работы памяти, в частности – существование проактивного и ретроактивного торможения. Следует также учесть, что взаимодействующих факторов всегда не два, а три и больше. Они появляются каждый день и в психике человека суммируются, или же взаимодействуют более сложными, комплексными способами.

Для того, чтобы можно было понять истоки защитных механизмов личности, следует знать о ее первых фрустрациях младенческого возраста. Мы считаем, что этому помогает наша концепция сопряженности ролей родителя и ребенка, которая подробно изложена в другом месте [52] . Обнадеживающим является тот факт, что экспериментаторы получают такие результаты, которые не только подтверждают основные идеи этой концепции, создавая базу для ее дальнейшего развития, но позволяют также получить важные выводы о генезисе защитных механизмов человека.

Троник (Tronick, 1986) решил поподробнее исследовать эмоциональное взаимодействие младенцев с теми людьми, которые больше всего заботятся о них в течение первых 6 месяцев их жизни. С этой целью он организовал лабораторный эксперимент, чтобы определить значение взаимных ожиданий родителей и их младенцев.

Отцов и матерей просили посидеть и поиграть со своими 3-месячными младенцами так, как обычно они это делают дома. «В разных парах родитель – ребенок игра протекала по-разному. В то время как одни пары контактировали между собой в активной манере, другие вели себя очень спокойно. Однако каждую пару устраивала своя манера поведения, так как она уже стала привычной и для ребенка, и для родителя» [53] .

Это очень удачное описание того, что мы называем сопряженным исполнением социальных ролей, причем эти роли формировались в ходе предыдущей истории взаимодействия пар родитель – ребенок. Очень интересно узнать о различных стилях ролевого взаимодействия различных пар родитель – ребенок и об устойчивости этих стилей, свидетельствующих об их взаимной адаптации.

То, что имеет место на втором этапе эксперимента, фактически дает нам материал о том, что происходит, когда нарушается привычное исполнение сопряженных ролей, как это фрустрирует детей и как они реагируют на такую фрустрацию. Здесь мы как бы присутствуем при рождении первых защитных и компенсаторных реакций детей.

В какой-то момент экспериментатор просит родителей прекратить общение с ребенком. «Мать или отца инструктировали продолжить смотреть на малыша, но придать своему лицу застывшее или отсутствующее выражение. У младенца это вызывало удивление, и он пытался повлиять на родителя улыбкой, гулением и двигательной активностью. Во время всех этих попыток родитель продолжал сохранять каменное выражение лица. Через несколько минут поведение младенцев начинало меняться. Они отворачивались в сторону, начинали сосать палец и выглядели страдающими. Кто-то из детей реагировал на безучастность родителя хныканьем, переходящим в непрерывный плач, а у кого-то текли слюны, и развивалась икота (все это явно непроизвольные реакции). Хотя родитель оставался по-прежнему рядом, он внезапно, в нарушение всех ожиданий ребенка, становился эмоционально недоступным, – перемена, с которой младенцу было трудно справиться» [54] .

Конец ознакомительного фрагмента.