Здесь, в этой психбольнице, совсем другая атмосфера. Здесь не ужас, не ад, и не Эдем. Здесь – действительность. Со временем Елена стала задумываться, а все ли психи здесь в сущности таковыми являются? Ведь если Гилберт начнет рассказывать про то, как обращалась в оборотня, про месть Кэролайн, которая и подставила все – вряд ли кто-то ее выслушает. Поэтому шатенка стала иначе относиться к здешним людям.

Обесцветившийся кафель в ванных комнатах, грязная серая штукатурка и облупившаяся краска – все это было отражением действительности. Психи, которые устраивали истерики по ночам, а днем некоторые ходили за Гилберт по пятам, что навевало ужасные ощущения. Врачи, которые стараются быть ласковыми, выводили Елену из себя.

Девушка села на край диванчика в зале и, скрестив руки на груди, уставилась в телевизор. Говорили об антилопах в дикой природе. Елена не переставала думать о своем сне. Закрыв глаза, она старалась все обдумать.

Антилопа так красиво бежит от своего хищника. Создается ощущение, что хищник получает удовольствие не столько от насыщения, сколько от процесса охоты. Ему нравится терзать свою жертву, видеть, чувствовать ее страх. Ему нравится рвать на части, делать больно. Елена знала это, как никто другой. Она вспоминала себя в амплуа убийцы, красивой стервы. Сейчас от нее прежней остались лишь черные, темные волосы, ногти и безупречная осанка. Больше нет красных глаз, обостренных чувств и девиантного поведения. Больше нет Кэтрин.

Кэтрин! События того ужасного вечера Гилберт прокручивала в своей памяти тысячу раз. Бедная, любимая Кэтрин! На глаза навернулись слезы. Наверное, впервые за эти дни, начиная с той прогулки в парке.

– Елена?

Девушка встрепенулась и, поднявшись, отскочила от того, кто к ней поднялся. Доктор Фелл смотрела на свою пациентку равнодушно, без всякого изумления. Елена не была бунтаркой и Мередит помнила, что сама брюнетка пришла сюда по собственному желанию.

– Ты в порядке?

Ее глаза были безумны. Ее внутренний мир был разрушен, но, что самое страшное, девушка примирилась с этим. Она не устраивала драк, истерик и не буянила. Смирение не каждому дано познать, но принятие, осознание того, что ничего нельзя исправить – все это причиняет самую острую, ужасную боль.

Елена закивала. Мередит подошла и, взяв девушку за руку, села с ней на диван, который был пуст в столь утреннее время.

– Ты по-прежнему не разговариваешь с родителями. Они… очень берегут тебя.

Елена не хотела намеренно причинить боль. Она чувствовала вину за гибель своей любимой сестры. Гилберт не видела смысла беседовать с ними.

– Мне снятся кошмары, - произнесла Елена, переводя разговор на ту тему, которая ее волновала.

– Ты можешь сказать, что тебе снится?

– Убийства.

Мередит спишет это на последствия катастрофы в школе. Быть может, свяжет это с потерей сестры. Елена знала, что Фелл так и думает.

– Ты можешь их описать?

– Я не помню снов, - солгала Гилберт. – Просто знаю, что снятся убийства, и я просыпаюсь в диком ужасе.

– Хорошо. Я назначу тебе курс снотворного.

Она протянула девушке две плоские таблетки. Красного цвета. Елена вглядывалась в них, вспоминая, то, как только ночью теряла рассудок. Ей казалось, что она была одержима небесным телом. Две красные таблетки… Красный цвет был повсюду. Чтоб избавить себя от воспоминаний, девушка проглотила лекарства.

Она хотела сказать что-то Фелл, но ее внимание было отвлечено истошными криками. По коридору санитары волочили худую, смуглую девушку. Она кричала что-то на незнакомом для Елены языке и, кажется, это были не совсем ласковые слова. Девушка была совсем-совсем худой, с темными волосами. Она брыкалась, стараясь выбраться. Елена чувствовала то, как сильно ее желание выбраться из цепей действительности, как серьезно ее намерение сбежать отсюда. Елена здесь всего пару дней, а эта особа сколько? Елена даже замерла, наблюдая за картинкой.

– Я убью вас!
– кричала она в истерике. – Я каждого из вас разрежу на части, паршивые, подлые твари!

Один санитар замахнулся и сильно ударил по лицу так, что голову вывернуло вправо. Елена съежилась и отвела взгляд.

– Это Бонни. Ее только что привели из карцера. Она считает себя медиумом.

– Это не дает им основания избивать ее.

– Она … она избила свою соседку до полусмерти.

Бонни напоминала узницу Бухенвальда. Были видны ее ребра, суставы локтей, ключицы. Она то ли отказывалась есть, то ли ее просто на просто не кормили.

Только сейчас Елена осознавала окружающую ее действительность. До этого все мысли девушки были заняты Кэтрин, Деймоном, Кэролайн… И, сейчас, смотря на то, как Бонни угрожает всем и каждому, Гилберт понимала свое ужасное положение. Сколько ей здесь предстоит просидеть? До конца жизни, ведь Форбс намерена претворить свой план в действие. И ей не нужны те, кто может помешать.

Елена до вечера сидела неподвижно на этом месте, глядя то на стены, то на кафель под ногами. Всюду была грязь. В этом городке, в ее школе, в этой психушке. Какой ад?! Достаточно оглянуться, чтобы понять, что окружающий тебя мир не находится в одной Вселенной с Эдемом. Гилберт смотрела на белые, длинные лампы. Их яркий свет слепил. К лампам прилипли разные насекомые, напоминающие маленьких ужасных тварей, готовых сожрать тебя в любую секунду. Под ногами – грязный, холодный кафель, от которого мерзнут ноги. Девушка оглядела и себя. На ней какая-то синяя одежда, напоминающая ту, которую врачи надевают на время операции. Единственное отличие – вещь была застирана, грязная и не опрятная. Все здесь были одеты так.