На этот раз в раздумья впала Мариэла.

– Ядра, говоришь? А ведь ты подал идею, Тихон Андропович. Не моя специальность, но, если не ошибаюсь, можно и против ядер щит сделать. Правда, тот будет куда дороже. И кристаллы другие, и заклинания сложнее... Надо будет Тифору сказать. Тут большая теоретическая работа, уверена.

Нахимов получил письменный рапорт от Семакова и тем не менее пожелал лично выслушать подчиненного.

Вопросы так и сыпались:

– То, что дождь и ветер были, мне известно-с. Однако не заметили ли вы погодных изменений?

– Каковы были ваши побуждения к атаке головного транспорта?

– Вы лично видели пробоины в корпусе 'Херсонеса' или положились на сообщение Руднева?

– Насколько действенны малые гранаты противу больших?

Лицо начальника было настолько бесстрастным, что капитан второго ранга вряд ли мог бы определить, в какой степени доволен или недоволен адмирал. И это виделось наиболее скверным. Самым же каверзным показался последний вопрос:

– Каковы, по вашему мнению, должны быть выводы в части тактики?

Тут уж командир 'Морского дракона' не выдержал:

– Ваше превосходительство, осмелюсь спросить: имеете вы в виду выводы, прямо относящиеся к сражению, или же выводы, относящиеся к будущей тактике?

– Выводы, касающиеся тактики прошедшего сражения, вы уже сделали-с.

Интонация ответа Нахимова никому не показалась бы вопросительной. Не было сказано вслух: 'Иначе вы были бы полным дураком'.

Семаков глубоко вдохнул и выдохнул.

– Ваше превосходительство, наибольшее преимущество наших двух кораблей перед противником состоит в дальнобойности гранатометов. Также мы превосходим его в скорости и маневренности. К 'Морскому дракону', разумеется, это относится в большей степени, чем к 'Херсонесу'. Поэтому если мой корабль может позволить себе атаку в условиях ограниченной видимости, то 'Херсонес', на мой взгляд, при этом подвергает себя неоправданному риску...

При этих словах невозмутимая маска на лице Нахимова на мгновение обрела прищур.

– ...посему на будущее полагаю непременным атаковать группой лишь в условиях достаточной видимости, когда поражение неприятеля возможно с дальней дистанции. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что через три дня повреждения корпуса 'Херсонеса' будут устранены. Полагаю весьма важным сохранение полной боеспособности пароходофрегата, ибо, насколько мне известно, в Тулоне в постройке пять броненосных тяжеловооруженных кораблей. Возможно, часть из них уже готова к спуску на воду. У меня нет оснований сомневаться в здравом смысле французов. Следовательно, они пойдут эскадрой. Справиться с таковой или хотя бы отогнать от наших берегов возможно лишь вдвоем. И при условии обретения Рудневым и его командой достаточного опыта.

– Вы настолько уверены, что сладите с такой эскадрой?

– Никак нет, ваше превосходительство, не уверен. Но это задача такого вида, что выполнить ее надлежит даже ценой риска больших повреждений и потерь в людях.

На этот раз на лице Нахимова проступило явственное недовольство.

– Извольте объясниться, капитан второго ранга.

– Броненосная эскадра ничуть не поможет взять Севастополь. Самое большее, на что французы могут рассчитывать: бомбардировка какой-либо из прибрежных целей, причем такой, где гранатометов заведомо не имеется. Взятие же Севастополя силами экспедиционного корпуса лично я полагаю невозможным. До сего дня все штурмы бывали отбиты с великими потерями для неприятеля. Однако успех броненосцев позволит объявить по всей Европе, что Черное море отныне русскому флоту отнюдь не принадлежит. Мы обязаны доказать обратное.

– Вижу, вы успели обдумать сию проблему...

В словах можно было услышать одобрение. Интонация не давала оснований для подобного вывода.

– ...так что готовьтесь к выходу в море, но, разумеется, по окончании ремонта 'Херсонеса'. Ваш экипаж может отдохнуть. Желаете еще что-то сказать?

Говорить-то очень не хотелось, но...

– Ваше превосходительство, если капитан-лейтенант Руднев подал представление на ордена и кресты для команды 'Херсонеса', то считаю долгом поддержать его. Также имею представление для команды 'Морского дракона', вот бумага.

– Бумага от капитан-лейтенанта Руднева у меня уже имеется.

После этого говорить было уж совсем не о чем. Семаков козырнул и покинул кабинет. У него еще осталось много дел.

Маэрские оружейники этого заказа не получали. Скорее то было задание на разработку. И по окончании работ таковую представили.

Внешне оружие выглядело как скорострельная винтовка-переросток. Калибр составлял два маэрских дюйма (впрочем, рядом лежал ствол меньшего калибра: в полтора дюйма). Но оба были заметно длиннее по сравнению с обычной скорострелкой. Необычно выглядели пули: они несильно, но блестели - следовательно, были сделаны не из свинца.