Родители Александра Меня принадлежали к поколению, которое, в целом, не испытывало сомнений в правильности избранного пути и строило будущее общество, не ставя перед собой метафизических вопросов. Его отец учился в техническом институте и, подучив диплом инженера по текстильной промышленности, полностью отдался своей работе. Еврей по национальности, он утратил веру в детстве под влиянием своего учителя, но все же не стал воинствующим атеистом. Любая религия была ему чужда, но он терпимо относился к ней.

Зато мать Александра — Елена [21] была глубоко религиозна. Тоже родившаяся в еврейской семье, она была матерью воспитана в любви к Богу, Творцу Вселенной, любящему всех людей. «Когда я впервые услышала слова о страхе Божием, — вспоминает она, — я с недоумением спросила маму: „Мы ведь любим Бога, как же мы можем Его бояться?“ Мама ответила мне: „Мы должны бояться огорчить Его каким-нибудь дурным поступком“. Этот ответ меня вполне удовлетворил».

Ко всему прочему, Елена находилась под большим влиянием своей бабушки (иначе говоря, прабабушки Александра). В семье не без гордости рассказывали, как она была исцелена самим Иоанном Кронштадтским. В Харькове, в 1890 году, оставшись вдовой с семью детьми, она заболела. Врачам не удавалось ее вылечить. Однажды соседка рассказала ей, что в городе проездом находится знаменитый проповедник, и уговорила ее пойти к нему. Церковь и площадь вокруг были переполнены людьми, но соседка помогла ей пробиться сквозь толпу, и подойти к о. Иоанну. Посмотрев на нее, он сказал: «Я знаю, что вы еврейка, но вижу в вас глубокую веру в Бога. Помолимся вместе Господу и Он исцелит вас от вашей болезни». Месяц спустя она была совершенно здорова.

С детских лет Елену притягивало христианство. В девять лет она объявила матери, что хотела бы креститься. Новость произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Чтобы отвратить материнский гнев, брат разбил оконное стекло. Спустя несколько лет она стала бывать на службе в баптистской общине. Однажды присутствовала при крещении взрослого человека в реке и была этим очень взволнована. Ее контакты с баптистами вызвали дома новые ссоры. В конце концов, после того, как она помирилась с родителями, в Харьков приехала ее двоюродная сестра Вера [22] и увезла с собой в Москву. [23] Елена окончательно обосновалась в Москве и там вышла замуж.

Вера была на несколько лет старше Елены, душа у нее была очень чувствительной и беспокойной, она, как и Елена, также искала. Позже она расскажет, что в возрасте восемнадцати лет испытывала каждое воскресенье необъяснимую печаль. Однажды утром, когда Вера работала в летнем детском лагере, выйдя в поле, она услышала вдали колокольный звон. «Для всех сегодня воскресенье, но не для тебя», — сказал ей кто-то из детей. [24] Еще лет за десять до приезда сестры в Москву, она подружилась с девушкой ее возраста, принадлежавшей к одному из активных православных кружков в Москве.

Собор 1917–1918 года поставил, среди прочего, перед собой цель восстановить приходы в виде «маленьких церквей» по образу первых христианских общин. Сам Патриарх Тихон был очень увлечен этой идеей обновления церковной жизни с опорой на приходские общины. С этой целью после революции миряне стали объединяться в братства вокруг некоторых священников, талантливых и сильных людей.

В Москве существовали две, особенно активных, непосредственно связанных между собой, общины. Самая знаменитая сложилась вокруг церкви святого Николая Чудотворца на Маросейке, [25] где служил отец Алексей Мечев, а после его смерти — его сын о. Сергий Мечев. Это было братство мирян, основанное в 1917 г. Вторая возникла в приходе свв. Кира и Иоанна, [26] где служил отец Серафим. [27]

Почувствовав призвание к священству в ранней юности, отец Серафим, тем не менее, получил техническое образование и до того, как был рукоположен в священники в 1919 г. (ему уже было 39 лет), работал по гражданской специальности. Избрав целибат, спустя короткое время он стал монахом. Сам Патриарх Тихон поручил ему приход свв. Кира и Иоанна. До революции отец Серафим бывал в Оптиной Пустыни и теперь в своей пастырской деятельности руководствовался советами последнего из оптинских старцев, вел своих прихожан с тем же терпением и индивидуальным вниманием к каждому, с тем же вниманием к их трудностям, как это было принято в Оптиной.

Отец Серафим не принял декларации 1927 г., перешел в подполье и вошел в юрисдикцию епископа Афанасия, [28] одного из не признавших власть митрополита Сергия архиереев. Естественно, связь их была исключительно духовной, ибо после революции жизнь епископа Афанасия — цепь непрерывных арестов и депортаций в ГУЛАГ, встретиться иди связаться можно было лишь время от времени. Отец Серафим неоднократно тайно менял места своего пребывания. Наконец, ему удалось найти приют в Загорске, в доме двух изгнанных из монастыря монахинь. Там, в одной из комнат был обустроен маленький храм, где он тайно совершал богослужения.