Шрифт:
Пушкин времени создания «Бахчисарайского фонтана» – внимательный читатель и последователь Дж. Г. Байрона, в чьих «восточных поэмах» главному герою всегда противостоит его антагонист, европеец, зараженный ядом индивидуализма. Пушкин начинает поэму «по-байроновски», как бы с середины:
Гирей сидел, потупя взор;Янтарь в устах его дымился;Безмолвно раболепный дворВкруг хана грозного теснился.Все было тихо во дворце;Благоговея, все читалиПриметы гнева и печалиНа сумрачном его лице.Но повелитель горделивыйМахнул рукой нетерпеливой:И все, склонившись, идут вон.Пушкинский «хан» – славный воин и обладатель роскошного гарема (описание которого перекликается с описанием гарема в поэме странноватого поэта начала XIX века С. С. Боброва «Таврида»); некоторые приемы создания «восточного колорита» вокруг образа Гирея Пушкин заимствует из «восточного романа» Т. Мура «Лалла-Рук». Гирей, подобно герою байроновской «Абидосской невесты», мрачно восседает в кругу приближенных; его янтарный чубук потух; он погружен в невеселые думы – о причине которых мы узнаем позже.
Но напрасно читатель пушкинской поры ждал появления героя-индивидуалиста, который будет противостоять Гирею; в конечном счете Гирей оказывается своим собственным антагонистом. Потому что, полюбив плененную им польку-христианку Марию, он шаг за шагом отступает от своих восточных привычек. Его уже не услаждает страстная любовь грузинки Заремы, которая стала в плену мусульманкой; он позволяет польке уединиться и считается с ее чувствами (хотя все остальные пленницы роскошно-бесчувственны), в том числе – с чувствами религиозными. В итоге смиренная, лишенная всякой страстности красота европейки производит в душе Гирея переворот. Потеряв Марию и казнив Зарему (видимо, убившую ее), он не в силах более наслаждаться ни гаремом, ни даже войной: <«…> в сердце хана чувств иных / Таится пламень безотрадный».
Слезная задумчивость – эта отличительная черта многих пушкинских героев – настигает Гирея подчас даже во время сечи. Конфликт Заремы и Марии отражает борьбу между «мусульманским», восточным началом, которому он принадлежит по праву рождения, и «христианским», европейским, которое проникло в его сердце благодаря Марии. Олицетворением этой неразрешимой борьбы становится «фонтан слез», устроенный в память о двух возлюбленных Гирея: «беззаконный символ», крест, венчает «магометанскую луну».
Позже Пушкин признал характер Гирея неудачным, «мелодраматическим» (статья «Опровержение на критики»). Но в 1824 году он напишет стихотворение «Фонтану Бахчисарайского дворца», в котором еще раз соотнесет себя с «раздвоенным» Гиреем:
Фонтан любви, фонтан печальный!И я твой мрамор вопрошал:Хвалу стране прочел я дальней;Но о Марии ты молчал…Светило бледное гарема!И здесь ужель забвенно ты?Или Мария и ЗаремаОдни счастливые мечты?Иль только сон воображеньяВ пустынной мгле нарисовалСвои минутные виденья,Души неясный идеал?При публикации стихи будут помечаться 1820-м годом, чтобы возникало впечатление, что они созданы до поэмы; в них окончательно проявится метафорический слой сюжета: гарем – символ человеческой души, Мария и Зарема – не живые фигуры, а аллегорические образы чувств, живущих в сердце Гирея.
К 1825 году относится драматическая обработка поэмы: «Керим-Гирей» А. А. Шаховского. Впоследствии Пушкин предпримет еще одну попытку создать образ мусульманина, который разворачивается в сторону христианства: Тазит, главный герой незавершенной поэмы «Тазит» (1829–1830).
Зарема – пленница и наложница хана Гирея:
Он светлый взорОстановил на мне в молчанье,Позвал меня <…>Мы в беспрерывном упованьеДышали счастьем.Зарема страстно любит хана и не в силах смириться с новым выбором любовника и властелина – с его привязанностью к очередной пленнице, польской княжне Марии. Прокравшись ночью в ее «полумонашескую келью», Зарема произносит бурный монолог, в котором исповедь смешана с угрозой, а слезы – с гневом. Из этого монолога (который был обязательным сюжетным элементом «байронической» поэмы) мы узнаем, что Зарема – «грузинка», и когда-то, до появления в гареме, была христианкой:
Родилась я не здесь, далеко,Далеко… но минувших днейПредметы в памяти моейДоныне врезаны глубоко.Я помню горы в небесах,Потоки жаркие в горах,Непроходимые дубравы,Другой закон, другие нравы <…>Согласно этому закону Зарема требует от Марии не просто отречения от Гирея, но клятвы собственной христианской верой, что отвратит его от себя. При этом Зарема тоже не вписывается в привычные устои гарема; нравы гарема требуют безучастности, а не ангельской бесстрастности или демонической страсти. Но больше двух героинь не объединяет ничто. Контрастны их образы, контрастно их поведение, контрастны даже их биографии. Одну воспитала мать, другую – отец. Обе связаны по праву рождения с христианской традицией, но одна – с восточной ее ветвью, а другая – с западной. Если встреча Гирея с Марией разрушает его «магометанскую цельность», то его встреча с Заремой, напротив, отрывает наложницу от христианства. Гирей и Зарема половинчаты, а Мария обладает идеальной ценностью.