Он разговаривал с Латимером тонким писклявым голосом на очень хорошем английском, правда, часто совершенно не к месту употреблял жаргон.

— Если вам что-нибудь нужно, — сказал он, почёсываясь при этом, — вы только намекните, и это обойдётся вам дешевле дерьма.

— Я хочу просмотреть архивные записи об одном греке, бежавшем отсюда шестнадцать лет назад, в сентябре 1922 года, — сказал Латимер.

От удивления брови у Мышкина полезли вверх.

— В 1922 году? — Он рассмеялся и провёл пальцем по шее. — Да их тогда столько здесь исчезло, что и не сосчитать. Страшное дело, сколько тут турки выпустили греческой крови!

— Этот человек спасся на одном из судов. Звали его Димитриос.

— Димитриос? — вдруг вытаращил глаза Мышкин.

— Да.

— В 1922 году?

— Да-да. — Сердце у Латимера вдруг замерло. — Почему вы так спрашиваете? Вы что-нибудь знаете о нем?

Мышкин, кажется, хотел что-то сказать, но, передумав, отрицательно качнул головой.

— Нет. Я просто подумал, что это очень распространённое имя. Разрешение на просмотр архивов у вас имеется?

— Нет, но я надеялся, что благодаря вашим советам и помощи я смогу его получить. Мне известно, что вы занимаетесь переводами. Я готов хорошо вас отблагодарить.

— Я с удовольствием помогу вам и сегодня же поговорю с одним приятелем. Напрямую говорить с полицией стоило бы кучу денег, полиция — это страшное дело. Кстати, я очень люблю помогать своим клиентам.

— Вы очень добрый человек.

— Ну, какие пустяки. — В лице его вдруг появилось какое-то отсутствующее выражение. — Просто мне нравятся англичане. Они умеют вести дела. Они не базарят, как эти чёртовы греки, и всегда платят столько, сколько с них просят. Если нужен задаток, о'кей, дают задаток. Честная игра — вот их принцип, а это всегда приводит к взаимному удовольствию. Для таких людей стараешься все сделать в самом лучшем виде…

— Сколько? — перебил его Латимер.

— 500 пиастров.

Мышкин старался изобразить детскую неопытность в такого рода делах. В лице его появилось грустное выражение художника, который просит явно меньше, чем на самом деле стоит его работа.

Латимер подумал о том, что пятьсот пиастров, если перевести на английские деньги, не составят и фунта стерлингов, но, заметив, как блеснули глаза его собеседника, когда он назвал эту сумму, непреклонным тоном сказал:

— Двести пятьдесят.

В конце концов сошлись на трехстах (из них пятьдесят — приятелю). Отдав Мышкину задаток в сто пятьдесят пиастров, Латимер ушёл. Выйдя на набережную, он похвалил себя за проделанную работу: уже завтра вечером ему будет известен результат переговоров.

На другой день Латимер ужинал в ресторане, потягивая аперитив, когда к нему привели запыхавшегося Мышкина. С того градом лил пот, отдуваясь, он повалился в кресло.

— Ну и денёк! Ну и жара! — выпалил он.

— Принесли?

Мышкин, кивнув, устало закрыл глаза. С какой-то болезненной гримасой на лице он сунул руку во внутренний карман пиджака и достал оттуда сложенные пополам листы бумаги, соединённые скрепкой. Насмешливый Латимер подумал, что он похож на дипкурьера, который умер сразу же после вручения депеши.

— Что будете пить? — спросил он.

Слова эти произвели на Мышкина действие живой воды: он встрепенулся и сказал:

— Полагаюсь на ваш вкус, но я бы предпочёл абсент.

Подозвав официанта, Латимер сделал заказ и стал просматривать бумаги. Всего здесь было двенадцать написанных рукой Мышкина листов. Латимер полистал их и взглянул на Мышкина. Тот, допив абсент, разглядывал рюмку. Поймав на себе взгляд Латимера, он сказал:

— Абсент уже тем хорош, что даёт ощущение прохлады.

— Может быть, выпьете ещё?

— Если вы не против, — сказал он и, показав пальцем на бумаги, спросил: — Ну как? У вас есть сомнение в их подлинности?

— Ни малейшего. Однако есть некоторые сомнения по поводу дат происходивших событий. Кроме того, нет свидетельства врача о том, в какое время было совершено убийство. Что касается показаний свидетелей, то они мне показались весьма шаткими, так как ни одно из них не доказано.

— А что тут доказывать? — удивился Мышкин. — Совершенно очевидно, что негр виновен, что следовало его повесить.

— Пожалуй. Если вы не возражаете, я немного почитаю.

Мышкин пожал плечами и подозвал официанта. На лице его сияла блаженная улыбка.

Заявление, сделанное Дхрисом Мохаммедом в присутствии начальника охраны и его помощников:

«В Коране говорится, что ложь никому не приносит пользы. Вот почему я хочу засвидетельствовать свою невиновность, хочу рассказать всю правду, как она есть, ибо я правоверный. Нет бога, кроме Аллаха.

Не я убил Шолема, повторяю — не я. Сейчас я не буду больше лгать и все объясню. Его убил не я, его убил Димитриос.