Но это речь была относительна мягкой и терпимой, обычно Кузьменко в адрес духовенства говорил более хлестко, грубо и с крайним отвращением. Касаемо понимания учения Иисуса, Кузьменко воспринимал не только притчи, но и поступки Назарянина иногда слишком на мой взгляд, просто и буквально. Иисус как известно часто публично наносил оскорбления или говорил нелицеприятно в адрес тогдашней духовной власти; Кузьменко подражал как бы с усилием этому Иисусову поведению. Как я говорил выше, случай в церкви Александра Невского это скорее всего подражание Христу, когда сам Иисус зайдя в храм Иерусалима пытался разогнать торгующих. По-видимому всё хулиганства, оскорбления и преступления в сторону православных священников, это тоже в некоторой степени способ подражания Христу. Надо сказать что ни только в этом Иван «копировал» таким своеобразным способом Иисуса, мне так же известно что Иван легко расставался с деньгами, совершал поступки часто в ущерб самому себе в плоть, до последствий угрозы своей безопасности. Его быт соответствовал как бы от части описанию скромного быта Иисуса или аскета-монаха. Кузьменко чувствовал себя в жизни как бы временно, у него никогда не замечалось ни малейшего осознания своей причастности к этому миру или бытию. В большей степени то что нас беспокоит и привлекает наши обыденные влечения, для Кузьменко эти вещи по сути не имели значения. Он особо не обращал внимания на многие человеческие радости; ко многим бытовым вопросам Кузьменко относился с презрением или искренним равнодушием.

Как я говорил, здоровых или нормальных людей для Кузьменко не существовало. Его «безумие» как и «безумие» Христа пред миром и была та самая нормальность небесная. И как только человек обретает по тем или иным причинам Дух Святой, то неизбежно сама жизнь должна вызывать как минимум разочарование, а не радость. Благодать дарованную при жизни как некое субъективное блаженство или безопасное чувство защищённости, Иван считал подобием истинной благодати. Образ живого Иисусова источника, он интерпретировал сравнивая по-видимому с личными переживаниями; считая что речь велась ни о жизни и её преобразовании, а об откровении «о жизни»: мощным дарованным силам для лицезрения ужасной истины. Любая вещь или предмет «мира» рассматривая с помощью Святого Духа, открывает правдивый особый взгляд на вещи, тем самым истинное зрение дано далеко не каждому и не каждый вынесет и перенесёт сие откровенное видение.

Я помню спрашивал его: «а зачем же Христос исцелял людей? Раз жить не следует и жизнь ничего не стоит?» На что Кузьменко мне ответил: «из жалости… людей жалко – ибо не каждый может взобраться на высоту и ходить над бездной или решится на рискованное дело . Ад сей, со многими жителями сгорит – как бы нам того хотелось или не хотелось. Он (Христос) часто делал чудеса с печалью в сердце. Звали то многих – да не каждому дано. Люди в большинстве своём мертвы и так и не воскреснут».

Тут уместно вспомнить его речи насчёт семьи и брака: «…то что эти (священники) взяли шефство над семьей – говорил Кузьменко – ясно что они превратились лишь в слабеньких окультуренных защитничков. Ты спрашиваешь меня: почему я не могу иметь жену и детей – будучи христианином? Я тебе отвечу что когда Иисус говорит: сними последнюю рубашку (слышишь – последнюю!), а не лишнюю – это значит что даже по этим причинам я не могу позволить себе это счастье – потому что однажды я приду без последней копейки если это понадобится. А когда мне Отец говорит: отдай свою жизнь ради ближнего твоего – это значит что о семье речи быть не может для меня».

В общем, сама идея любви и пожертвование своей жизнью ради ближнего, Ивану представлялось как некий абсурд. Мы христиане считаем что Христос отдал себя в жертву от любви к людям. Иван же считал что Христос отдал себя на растерзание ради «никого» или ради «ничто». Подобно тому как мы любим кого-то и непонятно, есть ли те качества которые «видит» любящий в своем объекте любви или это только иллюзия в глазах влюбленного.

Интересно он относился к атеистам. Я как то дал ему прочесть эссе Камю «Миф о Сизифе». Тема «абсурда» его заинтересовала и он часто стал использовать это философское определение. На мой вопрос о загробной участи экзистенциалистов или атеистов, Кузьменко так мне ответил: «…многие атеисты, по крайней мере честны в этих вопросах; они рассчитывают только на эту жизнь и ни на какую больше; пытаются наслаждаться этой жизнью по праву – упиваясь каждой минутой. Он (атеист) знает, что для него нет Бога и нет никакой жизни будущей. Это очень честно и смело. А эти подбеленные гробы обманывают и себя и людей; при этом эти собаки обрушиваются на атеистов с упреками безверия. А я говорю: если веришь! стало быть для тебя есть Бог, а не веришь, то Его стало быть и нет – чистая квантовая механика!» Впрочем, были и такие речи насчёт бытия человеческого: «…удивительное дело! людишки бегают по одним и те же путям – бегая по кругу – и всё таки видят какие-то перспективы в дальнейшем: будущие поколения…. сверх-человеки….воскресение из мёртвых…. Я уважаю иной раз и преклоняюсь… сидит в самом низу мироздания; закрыт от Бога наглухо решёткой и тем не менее грезит о собственном спасении и возвеличивании; сам себя утишает бесполезной надеждой. Иисус тысячу раз сказал: что я лишь свеча в этом подвале…. огонёк тусклый! но человек выискивает в этом подвале райскую жизнь; надеется осветить весь мир собою; ты понимаешь каков человек-то

Глава вторая.

Как я говорил Кузьменко был взят из детского дома своей приемной матерью когда ему было лет пять от роду. В этот небольшой наш интернат он наведывался задолго до нашего знакомства. Однажды мы с ним наняли автобус и на приличную сумму накупили всякой всячины: зубные щетки, тетрадки, рюкзаки и прочее. Когда я спросил у него почему он не сделал это совместно с директором интерната? Кузьменко ответил мне: «с директором говоришь…. да рад бы…воруют <бл…> кстати – вспомнил Иван сурово – на обратном пути заедим в училище. Хочу поговорить… есть вопросы к этому деятелю….».

Дело в том что с этим училищем как выяснилось, было примерно следующее: выпускники детского дома автоматически попадали в училище где им предоставлялось не только образование но главное – общежитие. Директор этого училища господин Калюжный, организовал довольно ловко внутреннюю систему денежной политики. Он ввел купоны и вместо стипендии выдавал эти купоны детям. Там же при училище самим Калюжным был организован магазинчик который работал исключительно на местной валюте. Мы посчитали стоимость дешевых тапочек в этом магазинчике, оказалось, что тапочки стоили как одна пара кроссовок на обычном рынке. Своё изобретение Калюжный оправдывал тем что таким образом заботился о подростках, которые как известно расточительны и беспечны, тратят положенные государством деньги на всякую ерунду. А магазин имел только необходимые товары и заботился о бедных сиротах с поразительным благоразумием.

Встретили мы Калюжного когда тот собирался сесть в свой великолепный автомобиль. Кузьменко пригласил его отойти в сторону для разговора. Они говорили минут пять. Потом я стал слышать как Иван повысил голос: «ты что <бл…> творишь?!» После этого испуганный директор попытался ретироваться. Кузьменко схватил его за шиворот и слегка приударив головой уже говорил ему что-то тихо. В конце этого диалога Кузьменко переспросил его громче понял ли его директор? Директор сказал что понял.

В тот же вечер Кузьменко задержали и выпустили через пару часов. Иван выйдя из милиции сразу отправился на поиски директора училища. Директора нигде не было. Ночью Иван зашел ко мне. Выпив водки Кузьменко говорил чуть ли не скрепя зубами: «<бл…..> отродье. Вот это и есть Россия! Была и есть. Эти культурники и гуманисты говорят о звере Сталине – мол был тиран и мучитель, а он был ангел – ниспосланный для России – Богом поставлен! как и Грозный. Церковники пищат о большевичках, стонут о том как их ёб… ангелочков мучали, а теперь свобода им и благодать. Посмотри на эту благодать. Им псам была дана благодать семьдесят лет… и что же покаялись они? Чёрта с два! До революции сосали кровь народную и опять сосут и поощряют беспредел под видом смирения. Только теперь вдобавок они считают себя мучениками от советской власти. Ух-х… проклятое фарисейское племя!»

Вообще болезнь российского общества Кузьменко во многом возлагал на церковь и как правило всегда гнев его оканчивался тирадой в сторону даже не Православной церкви, а сколько на её представителей. Хотя он особо не разделял христианские конфессии и не видел разницы между православными, католиками или протестантами. Все они по его мнению неизбежно деградировали в сторону лжи и лицемерия. Хотя к русской церкви как русский человек Кузьменко имел особую претензию. Когда я пытался приводить ему доводы о том что не все бессовестные попы, Кузьменко отвечал: «…оно то верно – не все – да вот что я тебе скажу: когда в <мусарню> (милицию) приходит нормальный человек – что бывает? Правильно…его либо ломает система; заставляя подчинится правилам игры; либо он бежит считая для себя невозможным оставаться в этой прогнившей среде. Если ни то и ни другое, то скорее всего человека уничтожают как врага внутри этого гнилого аппарата. Так и церковь как система со своими паршивыми правилами ломает любого; об этих установившихся правилах хорошо говорил Ницше. Нормальные люди как минимум… вынуждены хитрить перед самим собой; играя роль священника или неизбежно быть в глупой позе белой вороны. Христианин должен призирать церковь в том виде какая она есть – возрождать, восстанавливать, вливать молодое вино в старые мешки – бесполезно!».