Я немного дёрнулся от услышанного крика в конце коридора и приподнялся на локтях, чтобы взглянуть, что случилось: врачи начали бегать и обеспокоенно окликать друг друга, а я понял, что сегодня плохой день не только у семьи Чон.

— Там, наверное, тоже кто-то умирает? — на голос я перевёл голову в сторону Чонгука, сидящего напротив и смотрящего в большое окно, которое вело в палату Хуан.

Что я должен на это ответить? По обыкновению, улыбнуться и сказать, что всё будет хорошо? Я часто так делаю — пытаюсь всем помочь и всех утешить, но даже для меня существует предел. Тот человек из палаты, в которую забежали врачи, возможно, умер уже или умрёт через час, так какой смысл говорить другу, чтобы он не переживал. Такое может случиться и с его сестрёнкой. Сейчас где-то пять утра, а мы сидим в отделении онкологии не спавшие и до сих пор не собранные морально после вечеринки, куда позвонила миссис Чон и сказала, что Хуан отвезли на скорой. Разве здесь, в отделении отчаяния и боли, вообще можно найти место для утешительно-лживых речей?

— Не бери в голову, нас не касается то, что там происходит, — не утешил и не обнадёжил, зато хотя бы постарался как-то отвлечь его — или Бог его знает, что я сделал, произнеся эту фразу.

— Вплоть до того момента, пока это не коснётся моей семьи, верно? — он натянуто улыбнулся, а на его лице блеснули слёзы, которые он не привык показывать, но сейчас будто бы наплевал на всё и не скрывал своих эмоций.

— Я не это имел ввиду… — качая головой, я корил себя, хотя и не знал толком, за что именно, и опустился обратно на лавочку, на которой уже несколько часов лежу и жду, пока Хуан проснётся.

Я толком не представляю, что именно произошло с малышкой. Врачи не очень-то многословны, да и говорили они только с родителями Чон, а нас будто и не замечали вовсе. Хуан привезли сюда в полночь, когда ей совсем стало плохо дома, и поместили в палату, в которой она раньше лежала после пересадки костного мозга и всего этапа лечения. Врачи уняли боль, и теперь она спит, но так просто всё не закончится — по лицу миссис Чон я понял, что сегодня или в любой другой день нам придётся услышать какие-то новые прогнозы. После операции ребёнок пребывал на стадии ремиссии, то есть особых жалоб у неё не было, а анализы были утешительными. Все на какой-то момент даже стали верить в то, что эта стадия продлится надолго, а там и выздоровление не за горами. Однако её родители уже давно знали и скрывали от остальных, что стадия перешла на рецидивную — пусть я в этом не эксперт, но из неё есть два хода: обратно к ремиссии или вперёд к последней стадии болезни. Живёшь буквально на волоске, а твоя жизнь даже не зависит от тебя самой. Я не хочу думать о боли, которую испытывает Хуан, слишком тяжело осознавать, что ребёнок может умереть — даже не просто ребёнок, а уже сформировавшаяся личность, человек, такой умный не по годам и добрый, как она.

— Как они могли не рассказать нам? — я приоткрыл глаза, отвлекаясь от размышлений, и уставился на белый больничный потолок, вслушиваясь в тихий голос Чонгука. — Уже несколько месяцев, как её жизнь висит над пропастью, а родители ничего не говорили.

Я чувствую обиду и боль в его голосе, но в этом случае я на стороне его родителей.

— Они хотели уберечь вас с Тиён, — я покачал головой, пытаясь говорить внятно, что было крайне тяжело из-за усталости и давящей атмосферы, — ты прекрасно понимаешь, как им тяжело. Разве плохо, что они пытаются защитить вас, когда не могут как-то повлиять на течение жизни Хуан?

Сказано, может быть, слишком прямолинейно — зато честно. Чонгук порой бывает эгоистом, но сейчас его невозможно винить в чём-то. Стоит только посмотреть на его лицо, полное горести — отпадает любое желание заниматься нравоучениями.

— Я поищу Лин, её давно нет, — парень, не смотря на меня, встал с лавочки и направился вперёд по коридору.

На самом деле, нас тут было больше. Мама Хуан сидела тут очень долго, Чонгук буквально вытолкнул её вместе с Тиён, чтобы они выспались и привели себя в порядок, приготовили для малышки сменные вещи, а уже потом возвращались. Лично я приехал сюда вместе с остальными. Лин осталась дежурить с нами и ждать, пока Хуан проснётся, но девушка не привыкла показывать своих эмоций, поэтому, когда ситуация начала её угнетать слишком сильно, она предупредила, что отойдёт ненадолго, и пока не вернулась.

Я затерялся тут тоже не из-за обычной случайности. Пусть я и не родной брат Хуан, но никто не посмеет сказать, что она не дорога мне. Моя дружба с Чонгуком длится уже много лет, я знаю малышку ещё с пелёнок и воспринимаю её как сестру, которой у меня никогда не было. Это единственная особь женского пола, которая, кажется, искренне любит меня и ждёт, и всё равно, что ей восемь лет. Однажды она сказала, что, когда вырастет, хочет, чтобы я женился на ней, так что порой я даже задумываюсь над тем, чтобы оставаться холостым, пока она не подрастёт… если сможет.

Тяжело вздохнув, я тоже спрыгнул со своего места и переместился к окну, где можно было наблюдать через окно за Хуан.

Она не просыпалась из-за лекарств, которые ей ввели в капельницу после того, как взяли анализы и тщательно её осмотрели.

— Простите, — я удивлённо повернул голову и посмотрел на миниатюрную девушку в белом халате, которая мялась на месте и держала в руках поднос под лекарства, — это же палата Чон Хуан?

Я обеспокоено встал и протараторил:

— А что? Какие-то плохие новости? — я хотел схватить её руку, но одернул себя, вспомнив про лекарства в её руках.

— Что? — она недоуменно посмотрела на меня и неловко отступила на шаг. — Боже, нет! Простите, что ввела Вас в заблуждение. Медсестра, которая должна была нести лекарства, занята, потому что одному пациенту стало хуже. Свободных и нет больше, смена новая ещё не прибыла, вот и попросили меня, а я здесь не очень ориентируюсь в палатах.

Она переступила с ноги на ногу и, смутившись моего взгляда, опустила голову.

— Собственно, если не медсестра, то кто Вы? — я оценивающе осмотрел её и признал, что выглядит она поистине мило.