Наиболее пришлось по душе всем напечатанное в газете коротенькое, но очень весомое практическое объявление: «Приказываю всем органам милиции и торговых предприятий г. Львова организовать около магазинов одну очередь граждан. Самовольное разделение очереди по вероисповеданию или национальности запрещается. Управа г. Львова». Таким образом, украинское руководство города сообщало львовянам, что оно настроено не на конфронтацию, а на сотрудничество со всеми его жителями, без разницы национальности. Касалось это прежде всего евреев, потому что их жесткая дискриминация немцами на каждом шагу для всех стала очевидной.

Однако уже через несколько дней под давлением гестапо было объявлено новое постановление, которое разделяло время продажи в продуктовых магазинах отдельно для евреев, что было равнозначно дискриминационному делению очереди по национальному признаку. На этом далекоглядный гестаповский курс изоляции евреев от остальных львовян не остановился. Во второй половине июля для еврейского населения были отведены «отдельные рестораны, кафе, столовые и магазины различных товаров». Тогда же их перевели на голодоморный, наполовину меньший чем другим, уровень снабжения пищевыми продуктами.

В военное лихолетье ничто так реально не показывает дееспособность новой власти и ее настоящее отношение к подвластному населению, как обеспечение города продуктами питания. В советские времена, хотя и возникали значительные перебои со снабжением, но ответственные за это органы пытались как-то этому помочь и объяснить населению причины дефицита, что в определенной мере успокаивало и давало силы терпеть невзгоды. Ощущалось, что власть хоть на словах, но все же беспокоится о населении. Немцы же демонстрировали холодное безразличие и полную отчужденность от местного населения. В первые недели немецкой оккупации снабжение Львова продуктами не имело четкой организационной формы, которая существует при карточной системе. Господствовал сплошной беспорядок: кому-то, что-то, где-то, когда-то выдавали по каким-то спискам домоуправлений. Кому-то еще по другим каким-то спискам или поручениям… Не хватало самого необходимого, в первую очередь, хлеба. Под продуктовыми магазинами за хлебом стояли длиннющие очереди. Поскольку мужчины ходили на работу, то в очередях находились преимущественно женщины и подростки. Мне выпало немало тогда выстоять. Собирались под магазинами, как правило, жители одного квартала, которые давно знали один другого, и это создавало атмосферу доброжелательности.

Тогда, в июле 1941 года, среди львовян распространилась как пошесть, мода на политические «пророчества». Это увлечение просуществовало без перерыва до послевоенных лет. Среди украинцев приобрело распространения пророчество известной стигматички Насти Волошин. Чтобы скоротать время, женщины в очередях передавали одна другой различные «пророческие» предсказания популярной Михальды и других различных ворожеев. Особенно на их воображение влияла магия чисел, в частности числа 21. Именно 21 день продолжались украинско-польские уличные бои во Львове в 1918 году. После этого Польша просуществовала 21 год. Польско-немецкая война окончилась через 21 день. Хозяйничанье большевиков в Галиции продолжалось 21 месяц. Из этого делали патриотические выводы — через 21 неделю или месяц воскреснет Польша, но теперь уже от «моря до моря», то есть от Балтийского до Черного моря. Так себя успокаивали в июльских очередях львовянки.

Одного погожего дня я стоял в сравнительно небольшой очереди в начале улицы Яховича (теперь Кучера), недалеко от ее пересечения с улицей Бернштайна (теперь Шолома Алейхема). Место тихое, спокойное. По спискам домоуправления нам выдавали около килограмма пересушенной, зацветшей тараньи. Говорили, что это малосъедобная соленая рыба происходит еще из советских тюремных запасов. Вдруг из здания «Израэлитского религиозного общества», находящегося на улице Бернштайна 12, донесся сильный шум. К слову, с провозглашением Украиной независимости это величественное здание, после многолетнего перерыва, сразу было возвращено украинским областным советом еврейскому религиозной общине Львова. Из коридора широкого подъезда «израэлитского» здания послышался тонкий девичий крик. Раздались еще грубые мужские голоса, а в ответ звучал полный отчаяния плач, смешанный с отчаянной мольбой. Женщины из очереди настороженно повернули в ту сторону головы. Из гулкого коридора до нас доносились отдельные слова, но никто толком не мог понять, что там происходит. Крик усилился и начал приближаться к выходу.

Мы с удивлением увидели, что из подъезда выбежала не девушка, как мы думали по голосу, а упитанный, ухоженный еврейский мальчик, у которого, наверно, еще не прошла мутация голоса. Одет он был в добротный серый летний костюм, что свидетельствовало о благополучии родителей. Выражение парень имел смертельно перепуганного существа, которое не понимает, зачем его безвинно травят и мучают. Его лицо с напряженно выпученными от страха глазами было лишено живого цвета. Мгновение он колебался, куда бежать дальше. Слева протянулась многолюдная Городоцкая улица, напротив — наша очередь, которая могла дать ему приют. Но он выбрал наихудший вариант — бросился вправо в сторону старого еврейского кладбища. За ним из подъезда, словно хищная волчья стая, выскочила группка разозленных мужчин. Различить, кто они такие, жителям нашего квартала было с первого взгляда не тяжело. Их обычная манера держаться, и фасон застегнутой гражданской одежды, и подчеркнуто небрежно натянутые на глаза кепки выдавали в них уголовников.

Кто-то из них крикнул: «Дает нура! (Убегает!) Не пустить!». Только мальчик отбежал несколько шагов, как один из нападавших ловко подставил ему ногу, и он с разгону упал на тротуар. Тогда они все, а было их шесть-семь, подскочили к нему и начали бить ногами.

— «Смарувати!» [12] — выкрикивали разъяренные бандиты. Парень жалостно, как-то по-детски заскулил под градом ударов. Женщины из очереди не удержались и подняли шум: «Что вы хочете от этого мальчика? Прекратите его бить!» — наперебой кричали они.

Рядом с подъездом возвышалась оставленная после ремонта пирамидка дорожного камня. Во Львове мостовые вымощены тяжелыми базальтовыми булыжниками.

— «Закобзаць!» — дал команду их старший и показал на камни. На воровском сленге это значило «убить». Злодеи мигом разобрали вершину пирамиды и, когда несчастный начал вставать, обступили его и с дикой жестокостью закидали его камнями. Какое-то время парень заслонялся, а затем, как подкошенный, упал лицом вниз.

— «Закобзаць!» — прозвучало вновь, и бандиты начали кидать базальтовые камни, целясь в голову.