Парень же сидел между двумя расположенным друг напротив друга дверьми. Кажется, за ними пряталось нечто, что было для него куда важнее всего остального, хранящегося в иных комнатах. Дверь по правую от Него руку, была железной, мощной, усыпанной шипами и торчащими из нее острыми лезвиями. Это она была виновата в ссадинах на Его правой руке. Дверь же напротив — бамбуковая, но она не казалась особенно надежной. Она была заколочена деревянными досками, увита цепями и тяжелыми замками.

От железной двери исходил невыносимый жар, но этот жар не доставлял парню дискомфорт, боль, причиняемая им, казалась ему почти приятной. Бамбуковая же дверь источала холод, и этого холода Он боялся больше чем чего-либо другого. Из-за бамбуковой двери постоянно слышался свист ветра, что за ней бушевал. Ветер хотел вырваться, он хотел заполнить собой весь длинный коридор, снося с петель остальные двери и уничтожая то, что хранилось за ними. Но цепи и доски сдерживали его, хотя и не полностью. За долгие годы в бамбуковой двери появилась трещинка. Малюсенькая и почти незаметная, но когда как-то раз парень приложил к ней свою руку, его кожа тут же покрылась тонкой ледяной коркой. Почувствовав, как холод, словно проникает сквозь руку, парень поспешно приложил ладонь к железной двери, и корка на коже тут же исчезла, растаяв под напором горячего воздуха, но на ладони при этом появилась новая ссадина. Сидеть рядом с бамбуковой дверью парню было опасно. Именно из-за нее Его левая рука, левый глаз и щека теперь кровоточили.

Железная же дверь была чуточку приоткрыта. Самую малость, но даже этого хватало, чтобы весь коридор наполнился сладким и каким-то тяжелым жаром. Только этот жар был способен притупить ту боль, которую причинял парню ледяной ветер за бамбуковой дверью. Но и здесь таилась опасность. Ведь открой железную дверь чуть шире, и этот жар мог поглотить парня с головой и попросту уничтожить его.

— Моя душа… — вновь запел Он.

— Душа… — повторило эхо.

— Без свободы, мертва… Без желания жить, давно истлела она…

— Истлела она… — вторил парню идентичный ему голос, который принадлежал темной фигуре, что мгновение назад появилась в самой дали коридора.

— Наконец-то, — выдохнул парень, наблюдая, как фигура медленно, раскачиваясь из стороны в сторону так, будто находится на корабле, попавшем в сильный шторм, подходит к нему ближе. Ее поступь была тяжелой и немного походила на звериную. Каждый шаг фигуры отражался от стен коридора и сопровождался странным шлепающим звуком, который обычно бывает, когда идешь по жидкой грязи. Когда от парня до странной фигуры оставалось всего пара метров, Он наконец-то смог разглядеть своего гостя. Фигура была идентична тому, кто сидел в коридоре, только его рука и глаз не были перебинтованы, к тому же парень был лишь в длинной серой толстовке. Из-под толстовки по худым обнаженным ногам текли тонкие струйки крови, из-за этого-то шаги фигуры и были по звуку похожи на чавканье. Кровавые следы тянулись за незнакомцем по всему коридору, словно отметины на карте сокровищ. Кроме того у второго парня прямо из капюшона торчали лисьи уши, а из-под толстовки высовывался длинный пушистый ярко-рыжий хвост.

— Ты пришел… — выдохнул парень.

— Пришел… — повторил парень-лис, садясь напротив Него так же по-турецки, так же кладя ладони тыльной стороной на свои колени, и начиная загибать и разгибать пальцы с той же скоростью, что и его собеседник.

— Ты мое отражение.

— Отражение…

— Мое подсознание.

— Подсознание…

— Эта дверь… За ней прячется нечто, из-за чего мне было невыносимо больно.

— Больно…

— И поэтому я запер ее, заколотил на всю жизнь.

— Жизнь…

— Но боль не исчезла, просто притупилась и перестала иметь под собой основание.

— Основание…

— Я совершил ошибку.

— Ошибку…

— Нельзя было ее закрывать.

— Закрывать…

— Потому что любая запертая дверь когда-нибудь будет открыта.

— Открыта…

— И когда это произойдет, я, скорее всего, не вынесу той боли, потому что я просто к ней не готов.

— Не готов…

— Я хочу, чтобы ты охранял ее…

— Охранял ее…

— Мне нужен кто-то, кто защитит меня от самого себя.

— Я защищу…

Ты безумно устал, все твое тело ломит, глаза саднят, чешутся и горят как будто изнутри. Кажется, каждая клетка твоего тела стонет и воет, требуя отдыха, но заснуть ты не можешь, как ни стараешься. В твоей голове крутится настырная мысль, которая не дает тебе покоя. И эта мысль: «Что это еще за гавно с ушами? Какой еще к хуям Джонни?!»

Ты знаешь, что повел себя глупо, ты просто сорвал свою злобу на насекомом после нападения андроидов, хотя злился тогда ты лишь на себя. Это ты потащил насекомое за собой, ты подверг его опасности, из-за тебя он чуть не погиб! Думая об этом, ты зверел все больше и, в конце концов, это вылилось в добротную ссору с насекомым. Нет, конечно, было приятно узнать, что любит он тебя, тебя и только тебя. Приятно. Безумно. Хотя непонятно и верилось все же в это с трудом. Любит тебя. Тебя! За что? Первый вопрос, который приходит тебе в голову. За что тебя вообще можно любить? Как можно влюбиться в человека, который только и делает, что бьет и унижает тебя? Как, насекомое?

— Уф… я идиот, — наконец тихо стонешь ты, потирая глаза и тяжело вздыхая. Еще какой идиот! Ведь все должно было быть иначе! А совсем не так! Вы ведь должны были, черт вас побери, поговорить цивилизованно! Ты сам после долгой промывки мозгов Яном понял, что во всем ошибался, осознал, что дальше так вести себя нельзя. А потом парк… и минет. Блять! Ты готов был признаться! Себе признаться! А в твоем случае самым важным шагом в ваших отношениях было бы именно это. И в самый не подходящий момент это чудовище внезапно сбежало! Ты и это стерпел. Загнал нарастающее раздражение, злобу и бесконтрольную ярость куда-то глубоко в себя, приехал к насекомому домой, естественно, куда же еще он пойдет, как ни туда, и даже пришел раньше него. Минут десять тебе было предоставлено на то, чтобы разглядеть его комнату. Ничем не примечательная, серая, как и ее хозяин. Но как оказалось, и серый хозяин мог становиться необычайно притягательным. Ты это ощутил на себе, когда маленькое чудовище появилось на пороге своей комнаты в одном полотенце. Первая мысль естественно была о том, что под это полотенце не плохо бы было забраться. Спокойствие, Зуо, только спокойствие. Сейчас ты должен думать совсем не об этом. Совсем не об… Подумал. Прижал к стене и чуть не трахнул, забыв и о его матери, пообещавшей через пару минут притащить вам чай с гребанными печеньками, и о сестре, комната которой, кажется, была за стеной. И если бы не дурацкое сообщение Яна, а точнее, если бы не дурацкие андроиды, хрен бы ты вышел из этой комнаты, не удовлетворив своего желания.

Погоня была изматывающей и самой худшей из всех, в которых ты когда-либо участвовал. Опять же из-за глупого насекомого. С ним на заднем сидении особенно не порискуешь. Пусть ты включил био-мотор, но ты и без этого мог провернуть еще пару трюков, в которых твое выживание сводилось бы к пятидесяти процентам, зато повышался процент того, что если ты все же выживешь, тебе удастся сбежать. Рисковать своей жизнью ты мог без стеснения, но его… ты не хотел, чтобы он погиб с тобой, или еще хуже, чтобы он погиб, а ты бы остался жив. Это просто не укладывалось в твоей голове, от одной лишь подобной мысли, руки непроизвольно сжимались в кулаки, а в груди что-то начинало настырно ныть. Нет. Так нельзя. Надо спастись. Вот только как? А в результате спас вас Он. Он сказал куда ехать, Его друзья договорились о вашем ночлеге и создали для вас маскировку. Поэтому-то ты и бесился. Ты должен был защищать его, а получилось все наоборот. Ты оказался всего лишь слабым, наглым подростком, еще не совсем осознающим предела своих сил. Слишком самоуверенный. Вот что ты понял, но насекомому об этом ты сказать, конечно же, не мог, переключив свое внимание на причинение ему боли. Да, тебя это успокаивало. Тебе нравились слезы на его глазах, нравилось слышать его тупое мямлянье, после которого с твоей стороны шел бы новый выпад в самое сердце, чтобы причинить ему еще большую боль. Но в этот раз все пошло не так. Он вел себя иначе, насекомое бесилось и ревновало, и тебе это нравилось! Нравилось даже больше, чем когда он молча страдал по тебе. Ты уже хотел было взять себя в руки и попробовать быть с ним понежнее, когда произошло это…