Думать обо всем об этом мне, впрочем, быстро надоело. Я порылся в ящике в ванной, где между десятками маминых флакончиков и тюбиков отыскал небольшую аптечку и залепил шею и плечи пластырями, которые в ней отыскал. Маме никогда не пришло бы в голову, что за ними кроются засосы, ибо она давно вписала меня в клуб сорокалетних девственников. У меня даже брошюрка есть!

За шеей и плечами последовали руки, а точнее, пальцы. Для начала я снял гипс со сломанного два дня назад пальца, который мне наложил Зуо. Вообще-то он перестал болеть еще вчера, наномашины свое дело сделали, а когда я отбивался от атаки хакеров, так и вообще позабыл, что с ним что-то не так. И действительно, сняв гипс, я пару раз согнул и разогнул свой палец, и остался, удовлетворен результатом. Словно и вовсе его не ломал! Куда менее меня порадовали подушечки моих драгоценных пальчиков, которые я стер в кровь. У нас в аптечке, в отличие от аптечки Зуо, супер клевых пластырей не было, только обыкновенные. Естественно, от них пальцы за одну ночь не зажили, поэтому я всего лишь решил поменять их на новые. Вот только все оставшиеся нормальные пластыри ушли на шею, и пальцы мне пришлось залеплять детскими, которые принадлежали Эллити и были всех цветов радуги. Желтенькие с солнышками, розовенькие с сердечками, зелененькие со звездочками. Ну, пипец, Тери. Ты — натуральный последний предсмертный стон моды. Но выбора у меня не оставалось, не ходить же с покрытыми кровавой коркой пальцами, верно?

— Тери, теперь-то ты точно не девственник! — Улыбнулся я своему отражению, стараясь не смотреть на свои радужные пальцы.

— А толку-то? — Пожало плечами оно мне в ответ.

— То есть как это, толку-то! Разве подростки, особенно парни, не меняются, лишившись невинности, а? Меняются же! И я изменился!

— В каком только месте, пальцем укажи, — ухмыльнулось отражение, смотря на меня с каким-то снисхождением. Да, оно улыбалось, да, серые глаза казались действительно счастливыми, и все-таки мое отражение чем-то было недовольно. Вот только чем? Я решил не заострять на этом слишком большое внимание, а то, того и гляди, весь день бы простоял всматриваясь в себя любимого!

Я прошмыгнул обратно в свою комнату, натянул на себя первую попавшуюся домашнюю серую футболку и ринулся за добычей на кухню, то есть завтракать. Вообще мне многие говорят, что утром есть не могут, что сначала просыпаются они, а затем уже их желудок. Так у меня все наоборот. Я еще не проснулся, а мне уже снится курица или помидор. А сегодня утром так и вообще приснился большой кусок сыра! И я пообещал себе, во что бы то ни стало заполучить этот кусок! С таким воинственным настроем я распахнул дверь на кухню, да так и остался стоять в проеме. В такие моменты я начинаю осознавать, насколько я не понимаю женщин. На кухне сидела мама и успевшая вытащить ногу из батарейных оков Эллити. Мама закинула одну ногу на стол и в этот самый момент брила ее лазерным эпилятором.

— Вы что творите с утра пораньше?! — Наконец выдавил я из себя.

— А что такое? — Как ни в чем не бывало, улыбнулась мама, сделав губы бантиком.

— Да ничего, кроме того, что ты бреешь ноги на кухне над столом, за которым я лично собирался завтракать!

— И-и-и? Лазер не просто срезает волоски, но полностью их уничтожает!

— От этого мне не легче! Это, антигигиенично и просто противно! — Взвыл я.

— С каких пор ты такой чистюля? Ты же готов одни трусы носить до тех пор, пока они не смогут заменить лист железа.

— Да причем тут мои трусы! — Ну да, я не самый чистоплотный субъект и могу и не такое, но брить ноги над столом казалось мне настоящим кощунством, с грязным бельём и носками-бумерангами не сравнить!

— Ты не стесняйся, присаживайся, кушай, — добавила мама, уже вновь полностью сосредоточившись на бритье и по ее взгляду можно было подумать, что на ноге она выбривает как минимум Мону Лизу.

— Еще чего… мне противно!

— Тери просто завидует, — вставила свое слово любимая сестрица, — у самого-то волос вообще нет!

— Кстати да! — Подхватила мама, — у тебя же гладкая как попка младенца не только попка, но и все остальные части тела, если мне память не изменяет?

— Изменяет! — Тут же начал злиться я, — у меня давно уже есть волосы! Везде! Ясно!

— О да, можешь и дальше себя утешать, — усмехнулась мама.

— У меня есть волосы! Вот! Видишь! — Я сам поставил одну ногу на стол и ткнул в нее пальцем. Мама и Эллити дружно заржали как кони. Именно заржали!

— Тери, у тебя волосы на ногах короче и светлее, чем у меня на руках! — Простонала Эллити, стуча рукой по столу.

— Ой, как смешно, нашла, чем гордится, в десять лет уже волосатая как Йети!

— Я не волосатая!

— Волосатая, сама только что призналась, — гнул я свое, — Небось, косички африканские ночами заплетаешь, чтобы не запутаться, пока спишь!

— А ты… ты!!! Лысый!

— В каком это месте интересно? Как видишь, у меня прекрасная шевелюра! — Ткнул я пальцем на свою макушку.

— У тебя лысый член!

Наступила мертвая тишина. Даже мама отвлеклась от бритья и, офигевши, воззрилась на Эллити.

— На члене волосы не растут, — глухо пробормотал я, не совсем соображая, что вообще говорю, и нечаянно представляя себе волосатый член. По телу побежали мурашки откровенного ужаса. Кажется, мы только что придумали новое чудовище.

— То есть как это? — Кажется, Эллити от собственных же слов офигела не меньше.

— Ну, может у самцов Йети все по-другому! Кто вас знает! — Ухмыльнулся я, заставляя сестру багроветь от злости.

— Волосы растут вокруг него, — с интонацией матери-настоятельницы поправила сестру мама.