У Влада Цепеша не было не только TV, но и радио, вещающего одну-единственную волну, на которой политики пустословили о своих мнимых достижениях. Все, что у него имелось, выбило бы слезу у уголовника, «мотающего» пожизненный срок в одиночной камере. Металлический столик, умывальник, унитаз, полка с ветхими книжонками, альбом с карандашными набросками, и узкая, ужасающе жесткая на вид койка. Воздух поступал из зарешеченной отдушины под потолком, в которой сонно вращался вентилятор.

В дальнем нижнем углу стеклянной стены размещалась узкая дверца, каковая не смогла бы пропустить через себя и откормленную крысу, и, тем не менее, в дужках висел здоровенный навесной замок. Краулер озадачился было, каким образом он слышит графа, и как тот слышит его, как тотчас же приметил над головой приемо-передающее устройство, откровенно отдающее тюремным духом. Оно прилегало к стеклу, и, вероятно, считывало колебания оного, вызванные голосом и другими звуками. Второй такой же прибор, нужно думать, развлекал Узника. Все это внушало тревогу само по себе.

Альбинос невольно преисполнился сочувствием к Цепешу, и едва не нарушил Правило 4 [1] , ввиду чего был вынужден напомнить себе некоторые обстоятельства. Перед ним стоял не какой-нибудь диссидент, осужденный за инакомыслие, а самый опасный и жестокий душегуб ВСЕХ всех времен, рас и народностей, применительно к коему эпитет «кровожадный» отчасти терял смысл, а отчасти – наполнялся радикально новым. Будто дымящаяся ванна стареющей аристократки, возжелавшей в своем безумии жить вечно. (Кстати говоря, по некоторым данным оная дама числилась в наложницах тогдашнего графа.) Злодеяния сего рыцаря Дракона по сегодняшний день заставляли Вурдалаков краснеть, а Упырей (даже Корда со Слэггом, широко известных профессионализмом в жанре человекоубийства), – смущенно шаркать ножками. Ничего подобного ни прежде, ни после не совершал ни один вампир.

Будь вампиризм общедоступным фактом, Влада судили бы в Гааге по всем предписаниям международного права за бессовестные преступления против человечества («Вот было бы шоу!..» – с азартом телепромоутера опечалился Леонард), а затем подвергли бы казни через пронзание осиновым колом.

«Пронзатель» получил бы по сомнительным заслугам.

Он был самым последним мерзавцем из всех, известных Краулеру (а тот водил знакомство не с самыми приятными обитателями мира сего), и в один исторический момент речь всерьез шла о том, лишить ли его главной льготы – на жизнь. Многие учтивые старейшины Кланов, не отличающиеся особой кровожадностью (как, к примеру, Огастус, к тому времени почти «завязавший» с внутренним употреблением крови), твердили, что, мол, да, необходимо лишить.

Но Вурдалакам удалось умилостивить Совет.

В итоге – Лео стоял перед стеклом и тщательно припоминал, почему не стоило преисполняться симпатии к этому Узнику – столь обаятельному на первый взгляд. Взгляды, впрочем, были тем самым, с чем следовало обращаться особенно осторожно. Правило № 4 внушило «уполномоченному» сверхъестественный ужас.

Совершенно некстати альбинос задумался, какой выбор бы сделал он сам, если бы от его решения – в том или ином процентном соотношении – зависела жизнь Цепеша, и – не нашел ответа. Молодой Краулер никогда не решал подобных вопросов, да, в сущности, не стремился решать. Ему было чрезвычайно удобно в его теплой, герметичной раковине. Как и всем нам, мои маленькие кровососы.

Граф не выдержал первым. Не иначе, сказывались десятилетия, проведенные в столь приятном, хотя и слегка вспыльчивом обществе, как собственная персона.

– Что молчишь, кретин? Зачем ты приперся?! – С этими словами Влад наградил гостя взглядом, заморозившим внутренности Леонарда до самых кишок.

– Ну… – Изо рта вырвалось белое облачко пара: – Простите, граф. Мой визит – точнее, цель оного – носит более чем щекотливый характер, поэтому мне следовало собраться с мыслями. Видите ли… – Он помедлил, лишь сейчас сообразив, что «собраться с мыслями» и впрямь было бы нелишним, причем – в свое время. Но вынуждать Цепеша ждать и дальше граничило с безумным желанием девицы, претерпевающей критические дни, окунуться в кишащую пираньями Амазонку. – Вы не забыли Череп, мой господин? – дерзко нашелся «уполномоченный». Нет ничего лучше дурацкого вопроса, когда нужно выиграть время.

– Череп?.. – видимо, НЕ С ЗАГЛАВНОЙ БУКВЫ вопросил когдашний рыцарь Дракона, менее всего ждавший такого вопроса. – Ты, должно быть, имеешь в виду Череп Гозалдуса, мой юный родич?.. Разумеется, я помню о нем, хотя и не подозревал об этом до сего момента. Как любопытно… – На минуту граф замолчал, гипнотизируя пол – очевидно, по привычке, ведь в беседах с самим собой есть одно немаловажное преимущество: собеседник никуда не уйдет, и будет деликатно ожидать ответа столько, сколько понадобится.

В свою очередь, ждал и альбинос.

– Впрочем, – внезапно, с той же интонацией продолжил Узник, будто долгой паузы не было вовсе (Лео, как и в прошлый раз, едва успел отвести взгляд), – мерзкая штука никогда меня особенно не занимала, и, тем более, не привлекала. Я люблю вещи возвышенные, изящные, даже одухотворенные, если желаешь. И здесь, в моем мрачном узилище, меня греет память о них. Обо всех прекрасных ВЕЩАХ, которыми я когда-то обладал, держал в этих самых руках, согревал своим дыханием, а затем – выпивал все соки… – Краулеру не требовалось смотреть в глаза Цепеша, чтобы заметить, как те алчно вспыхнули, точно фары. – Но Череп – нет. Определенно, мне никогда не было до него никакого дела. Я мог бы его заполучить, если бы только пожелал, но – зачем?..

– А как же предания седой старины, граф?.. – осторожно осведомился альбинос, точь-в-точь служитель зоопарка, подталкивающий сквозь прутья решетки кусок мяса к сонному тигру. – Сила, которую получит обладатель Черепа?..

– Бред, – безапелляционно ответствовал Узник, – истории для романтично настроенных барышень. Сияющие, как армарочная мишура, и столь же бесполезные. Ну подумай, какая в наши дни может быть сила, или, тем паче, могущество?.. Истинной властью ныне наделены лишь короли и императоры. Делиться с кем-либо они не намерены. Августейшие паршивцы лишь играют в политику, на самом деле они давно обо всем договорились. Как удерживать подданных в черном теле, развязывать войны, и вольготно шуровать означенных подданных в жерло этих самых войн, не утруждаясь подсчетами… – Вампир сокрушенно качал головой. – Прошли те времена, когда мужчина с мечом в руке мог сесть на трон, мокрый от крови, и толпа бесновалась – «Король умер, да здравствует король!». Впрочем, – наморщив лоб, Влад что-то извлекал из недр своей памяти. – Недавно мои тюремщики обмолвились, что, мол, какой-то безродный паренек за считанные годы проделал путь от простого солдата до императора, и собственноручно возложил корону на свое чело. Бонапарт, кажется, его звали, или как-то вроде того. Правду сказали?..