— Я продумал план усиления работ, и мы должны его сейчас обсудить.

Смотрю. Вторая реакция: Семен думает, что будет заведовать отделом. Игорь беспокоится о диссертации. Юра растерянно смотрит на лица товарищей. Он, наверное, мало знает о лейкозах. Вадим сидит совершенно убитый и, видимо, не слушает.

Перед ними вся жизнь, и, конечно, обсуждение планов кажется им сейчас неуместным. Но я буду продолжать.

— Первое: получение характеристик органов. Конечно, мы не сможем провести необходимого объема экспериментальной работы. Поэтому я предлагаю шире использовать опыт клиники.

(Не останавливаться. Говорить и говорить. Похоронить за словами горечь и жалость. Даже если они меня не слушают.)

— Второе: ускорить работы по получению математического выражения характеристик органов. Не нужно увлекаться чрезмерно сложными зависимостями — все равно нам придется упрощать, так как много факторов останутся неучтенными. Нужно получить дифференциальные и алгебраические уравнения, выражающие зависимость работы органа от силы раздражителей при упрощенных условиях. Директор обещает ставки для математиков, но роль физиологов и врачей будет не меньше. Они должны заранее нарисовать примерные кривые зависимостей.

(Для этого у биолога должна быть отличная голова. Кто из них? Наверное, только Вадим. И все равно мало знает. Нужно привлекать со стороны.)

— Третье: проигрывать на ЭВМ взаимодействие отдельных органов, для которых уже заданы характеристики. Например, гидродинамику сосудистой системы или водный баланс. Эти работы необходимы, прежде чем создавать электронные модели систем.

Зачем я все это говорю? Они смотрят на меня отсутствующими глазами, и я чувствую, как тает моя вера в успех.

Болит под ребрами. Сохнет во рту. Пойти и лечь. Взять больничный лист: «Красные… помидоры… кушайте… без меня».

Ладно. (Это я себе.)

— Четвертое: проектировать и собирать блоки органов. Нужно шире использовать элементы уже существующих аналоговых машин, поскольку характеристики многих органов будут упрощенные.

Это пока все… Что делать потом, я расскажу в другой раз. Позднее. Прошу вас подумать и высказаться.

Все молчат. Что скажешь? Поставь себя на их место. Пауза затягивается. Семен вздохнул, оглядел других и решительно начал:

— Иван Николаевич, но, может быть, прежде всего нужно подумать о лечении…

Ишь ты, ему не терпится занять мое место. Но почему ты так судишь? Есть факты? Нет. Поэтому — спокойно.

— Я буду лечиться, конечно. Но не отрываясь от дела. И давайте не будем обсуждать этот вопрос.

Вадим вскакивает.

— Позвольте, как это не будем? Вы что для нас — чужой человек? Или мы куклы, автоматы — включили программу — и действуй? В конце концов не думайте, что ваши решения всегда самые лучшие. Отлично знаем вашу щепетильность и будем действовать сами.

Как он кричит… Всегда такой невоздержанный, грубый. Но сегодня мне это приятно. Приятно, когда любят и заботятся. Я не избалован этим с детства. Как, в самом деле, мало было человеческого тепла в моей жизни! Опять-таки жалко себя… Снова комок в горле.

— Зачем вы вынуждаете меня говорить? Неужели вы не чувствуете, что мне трудно? Что мне жалко себя? И я не хочу умирать. Не хочу… Только нашел настоящее дело…

Но что же мне прикажете делать? Я врач и даже… ученый. Всегда стесняюсь этого слова. Я знал о лейкозах, вчера еще прочитал. В моем случае — дело безнадежное. Не могу же я просто лечь и ждать смерти, принимая таблетки, процедуры? Вы понимаете, как это ужасно?

Наконец еще: я должен оплатить долги. Последнее время меня это гложет… Всю жизнь только брал и ничего не вернул. Люди от моей науки пока не получили ничего. Сейчас появилась возможность что-то сделать. И я должен это успеть. Вы, молодые, не думаете об этих вопросах или живете надеждами на будущее. Что-де успеете еще отдать. Но жизнь проходит быстро. Долг — это не просто фраза. Это так и есть.

Снова молчание. Чувствуют безвыходность положения. Многие из них, наверное, впервые столкнулись с таким положением. Никто не работал врачом. Нужно закончить разговор. Мне как-то неловко перед ними, будто я виноват. И потом эти фразы о долге, наверное, звучат фальшиво.

— Я все понимаю. Лаборатория под угрозой. У вас могут опуститься руки. Задачи большие, дел впереди много, а на меня надежды нет. Может быть, даже думаете, что планы я составляю от отчаяния, а потом, как припечет, уйду. Так вот; лабораторию не выпущу до смерти. Кто сомневается, пусть уходит сейчас. Но кто останется, должны дать слово работать год во всю силу. Для дела и… для меня.

Намекнуть бы, что я их всех в люди вывел. Нет, не буду. Понимают хорошо, нет — слова не помогут. Конечно, сейчас никто из них не поднимется и не уйдет. Нужно наблюдать потом.