Шрифт:
— Ну, будьте здоровы! Игорь, вы отпустили помощников из других отделов? Спасибо им сказали?
— Да, да. Все сделал. От лица службы.
— Так вы позвоните, Вадим. Пока!
На Юру не посмотрел. Не хочу.
Иду в кабинет.
Я еще заведующий этой лабораторией, во они уже не мои. Похоже, что мне в самом деле пора умирать. «Мавр сделал свое дело…»
Брось! Не строй из себя обиженную барышню. Жизнь идет своим нормальным путем. Все они тебя будут жалеть, поплачут. И ты должен радоваться, что есть такой Юра, способный взять лабораторию в крепкие руки и вести ее в правильном направлении. И хорошо, что он будет лучше тебя руководить делом.
Нет, мне не верится. Я — умнее, я — шире. Идеи, которые он высказал, от меня.
Неправда. Они носятся в воздухе. И Юра помогал тебе их придумывать. Притом он понимает их конкретно, как инженер и математик, а не так расплывчато, как ты.
Не спорь. Иди домой.
Вечереет. Длинные черные тени. Последние тени перед закатом.
Сижу на балконе в кресле. Жду Любу.
Обедал, спал. Приятная вялость после отдыха.
Просто смотрю на улицу почти без мыслей. Жизнь идет своим чередом. И без меня — тоже. Если только не бомба.
Опыт прошел хорошо. Приятно. И в то же время как-то грустно. Ищу почему бы. Это значит, что скоро должен собираться. Странно как. Если бы опыт не удался, можно было бы отказаться. «Зачем анабиоз — нельзя проснуться». Так можно маскировать свою трусость. «Поживу несколько лишних месяцев». Теперь — нельзя. Шансы на «проснуться» прибавились. Раз первый опыт такой, даже без камеры высокого давления, то можно добиться.
Почему ты не радуешься! Надежда на долгую жизнь!
Зачем она мне? Тем более когда-то потом, не сейчас.
Предположим, проснусь. Что буду делать?
Брось! Будем смотреть, путешествовать. Любопытно. Ты же ученый! Выступать на вечерах с воспоминаниями: «Была великая война. Я служил доктором в медсанбате…»
Люба сейчас придет. Кажется, лучше бы не приходила. Остаться одному, одному уйти. Начнет тормошить: «Живи, живи»!
Зачем я ей? Что может быть более нелепого — больной любовник? Только несколько раз было после начала болезни. И то — плохо. Сейчас чувствую все. Стыдно. Несостоятельность. И у нее есть муж. Раньше было мучительно представлять их вместе. Теперь кажется — все равно. Есть, так есть. (Вот что значит подавлены гормоны. Физиология.)
Предлагала: «Давай брошу все, перейду к тебе. Буду до конца». Может, лицемерила? Звала, что не соглашусь. Ни за что.
Брось! Сам дерьмо и других считаешь такими же. Трус и эгоист.
Прости меня, Любушка! Пожалуй, ты бы сделала.
Неужели могла бы? Но как же ей было бы потом? Как с детьми? Нет, так нельзя делать. Мать не должна так делать. И я бы сам перестал ее уважать. Да и не сделала бы она. Не может быть.
Когда ее нет, растет отчужденность. «У тебя есть дети, семья. У меня одна работа и еще помощники. Юра, Вадим, Игорь, Поля».
Помощники.
Очень важно сознавать, что ты нужен кому-то. Необходим. Вот почему мне грустно. Они выросли. Я, кажется, уже не нужен. У Юры ясная программа деятельности. Есть авторитет у подчиненных. Называют его на «ты», но все слушаются, никто не спорит.
Нужно собираться в дальний путь.
У меня нет зависти. Я по-честному рад, если он пойдет дальше и быстрее. Только хочется немножко теплоты. «Вы — наш учитель»… В самом деле — я все-таки вложил в них часть своей души. Водил за ручку по дебрям науки, путь показывал. Диссертации исправлял. Учил экспериментам. Вадим пришел прямо из университета, ничего не умел…
«Подайте Христа ради…»
Замнем. Довольно слез.
Что-то она не идет долго. Опять что-нибудь задержало. Побудет час и заявит «бежать». Как я ей скажу о своем решении? Или опять по слабости отложу? Нет, больше нельзя. Тем более после удачного опыта.
Бедная — какое это будет бремя!
А ребята, по-моему, не верят, что я решусь.
Да ты и сам не веришь.
Нет — решусь. Палата: синий ночник над дверью. Тревожная, подозрительная тишина. Горячая подушка. Задыхаюсь. В голове глухой, непрерывный шум: у-у-у, у-у-у… «Приди, смерть, я больше не хочу ничего…»
Чу! Ее каблучки стучат по асфальту. Она. Она!
Бежит, как девочка, стройная, тоненькая. Размахивает сумочкой. Смешная, милая походка. Немного подпрыгивает, голова закинута. Это она прибавляет себе значительности и роста. Решительный, серьезный доктор.
Вот увидел, и вся отчужденность сразу растаяла, как дым. Ты так нужна мне, моя милая, так нужна! Юра уже уходит, Вадим, небось, тоже. Не могу я оставаться совсем один, поймите! Постой, есть еще Леня. Но он такой колючий, а хочется немножко нежности. Только ты…