– Ты прав, – со вздохом отвечал тот, поднося левую руку ко лбу.

– Нет, ты ошибаешься, король Визигаст! – перебил их обоих суеверный Гервальт. – Твои слова были бы разумны, если бы они относились к обыкновенному смертному, как мы, которого можно одолеть подобно прочим людям. Но «Он» – чудовище, вышедшее из христианского ада! Наши жрецы Циу толкуют между собой, будто бы он родился от нечистого духа и проклятой альруны [4] . Дротик не колет его, меч не рубит, никакое оружие не ранит. Я убедился в том собственными глазами. Мы стояли рядом на той галльской реке – на Марне – я упал и сотни тысяч бежали или падали под тучей стрел и дротиков, а он стоял прямо. Аттила смеялся! Он дунул – я хорошо видел это! – дунул в свою жидкую бороду клином, и римские стрелы стали отскакивать, точно соломинки, от его одежды из лосиной шкуры. А что он не человек, это лучше всего доказывает его жестокость.

Гервальт умолк, дрожа всем телом и закрыв лицо руками.

– Скоро минет тому тридцать лет, – начал он снова после некоторой паузы, – я был тогда мальчиком, но и до сих пор вижу перед собой ужасное зрелище: как мой престарелый отец, брат и ни в чем не повинная мать, взятые в плен Аттилой во время возмущения, корчились на заостренных кольях и выли в страшных мучениях. А тут же, на самом виду – были замучены до смерти мои четыре сестры, юные девушки, доставшиеся на поругание сначала Аттиле, а потом его конюхам! Меня он швырнул лицом прямо на вздрагивающее в предсмертных судорогах тело отца и прокричал: «Вот как кончают те, кто нарушил верность Аттиле! Мальчик, гляди и помни! С сегодняшнего дня ты научишься быть верным мне!» И я научился… – заключил Гервальт дрожащими губами.

– И я также, – произнес король гепидов. – Хотя урок был другого рода, но, пожалуй, еще чувствительнее… Страх? Он мне незнаком. Я отвык от него на полях сражений. Меня побуждает к повиновению нечто гораздо сильнейшее – честь! Я так же, как и ты, король Визигаст, понял – много лет тому назад – что иго дикарей стало невыносимым. Я вздумал избавить от него мой народ и вселенную. Все было заранее подготовлено: союз с Византией, тайный договор со многими германскими королями и вождями славян. Я лежал в своей палатке и спал – то было за три дня до назначенного срока восстания, – как вдруг, проснувшись, увидел самого Аттилу, который спокойно сидел возле моего ложа! В ужасе я хотел вскочить, но гунн ласково удержал мою руку, заставив по-прежнему лечь на подушки и передал мне слово в слово весь наш договор, весь план войны, что был изложен на четырех страницах римского письма. Он сказал все это наизусть, а потом прибавил в заключение: «Твои союзники распяты, все до единого – семнадцать человек. Но тебя я прощаю. Тебе остается твое царство. Я доверяю Ардариху, будь мне верен с этих пор». В тот же день Аттила охотился со мной и моими гепидами в Дунайском лесу. Усталый, он заснул, положив голову мне на колени. Пока он жив, я должен хранить ему верность…

– И целый мир пусть достается гуннам и будет их собственностью навеки! – возразил с отчаянием король ругов.

– Да, пока «Он» жив.

– Если гунны еще раз одержат победу, их господство будет несокрушимо.

– Сыновья Аттилы, – с ударением произнес Ардарих, – не то, что он сам…

– Хорошо! Однако Эллак настоящий богатырь. У него достанет силы одержать новые победы и утвердить свое владычество над теми, кого завоевал отец. Тогда у царства гуннов не останется больше ни одного врага в целой вселенной.

– Тогда – конечно, они будут! – сказал Ардарих.

– Настоящая королевская речь, – нетерпеливо воскликнул Даггар, – но уж чересчур загадочна! Одним словом, мы будем сражаться с гуннами без гепидов и даже против них! Король Визигаст, пошли меня к Валамеру, амалунгу. Я попытаюсь…

– Не спеши напрасно, юный Даггар, – заметил Ардарих.

– Разве он тоже осыпан милостями и… связан по рукам и ногам? – гневно спросил юноша.

– Нет. Но Валамер заключил с Аттилой священный союз и запил его кровью.

– Фу, противная гуннская кровь! – воскликнул королевич.

– Также и остгот не восстанет против гуннов, пока жив Аттила.

– Но он может долго прожить, потому что считает себе всего пятьдесят шесть зим, – с досадой произнес Даггар.

– А тем временем мир погибнет, – вздохнул Визигаст.

– Пусть лучше гибнет целый мир, чем моя честь! – спокойно сказал король гепидов, выпрямляясь во весь рост. – Пойдем Гервальт, нам пора. Я приехал сюда, потому что давно подозревал о замыслах короля Визигаста. Мне хотелось выслушать его и предостеречь во что бы то ни стало, даже рискуя жизнью, только не честью. Старый герой ругов с белыми кудрями! Разве ты можешь надеяться сломить гуннов, если я и Валамер их поддержим? А мы должны это сделать, если ты нападешь на них. Король с седою бородой! Неужели ты до сих пор не постиг первого искусства правителя – умения ждать? Слушай, что я говорю, старый собрат по оружию!

– Нет, нет, нет, ждать нельзя! – крикнул Даггар. – Оставь, король Визигаст, и гепидов, и остготов в покое: пускай они проспят лучший победный венок – военную славу! Мы не станем ждать! Ты ведь говорил, что после весны будет поздно. Мы выступим на бой! Неужели нас мало? Твои руги, мои скиры, Визанд, властелин герулов со своим сильным войском! Благородный лонгобард Ротари со своими приближенными! Благородный маркоман Банчио с родичами! Трое вождей славянских: Дрозух, Милитух и Свентослав! Наконец, не обещал ли сам царь византийский тайно доставить нам через своих послов, отправленных к гуннам, и золото, и серебро, и оружие?..

– Если только он сдержит слово! – перебил Ардарих. – Ты мне нравишься, юный королевич! Звучно ты играешь на арфе, хорошо дерешься и бойко говоришь. Научись еще четвертому, более трудному и более нужному искусству для короля – молчанию. А что, если я передам слышанное от тебя великому хану гуннов?

– Ты этого не сделаешь! – воскликнул юноша, чувствуя, как его волю парализует ужас.

– Я этого не сделаю, потому что поклялся самому себе держать в тайне то, что услышу здесь. Я имею право умолчать об этом, поскольку гибель грозит не ему, а вам. Ты сомневаешься, отважный Даггар? Но верь мне: все, кого ты назвал, и хотя бы их было вдесятеро больше, не в состоянии отщепить ни крупинки от того ярма, которое Аттила наложил на всю землю. Жаль мне твоей пылкой юности, пламенный герой! Жалко твоей седой головы, мой старый друг! Вы погибли, если не послушаете моих предостережений. Обождите! Как, ты не хочешь подать мне руки, Визигаст? Ты раскаешься в том, когда увидишь на деле, что я был прав. Но моя рука, хотя ты и отверг ее сегодня – останется рукою твоего лучшего друга. Она всегда будет открыто протянута к тебе: запомни это. Пойдем, Гервальт!