В 1991 г. начали издавать журнал «Ци-Гун и спорт», который в 1997 г. переименовали в «Ци-Гун и жизнь». Под этим названием он просуществовал до 2004 г. Журнал был прекрасный, до сих пор жалею, что он больше не издается. А вспомнил я о нем из-за его второго названия, которое для меня стало звучать несколько иначе: «Ци-Гун – это жизнь» или «Ци-Гун – это и есть жизнь».

Однако было одно исключение, которое не вписывалось в мою мудрую теорию «Ци-Гун – это все». Конечно, можно было его списать на то, что «исключение подтверждает правило».

Но, во-первых, я никогда не верил в то, что серьезные правила могут иметь исключения. Всякие грамматические правила вроде «слова стеклянный, деревянный, оловянный пишутся с двумя буквами Н» я за правила вообще не считал. Сегодня решили, что с двумя, завтра решат, что с одним, а послезавтра – вообще с тремя.

Было такое уже, когда в 1904 г. Орфографическая подкомиссия при Императорской Академии наук под председательством А. А. Шахматова опубликовала «Предварительное сообщение» по поводу реформы правописания. Новые правила исключали из алфавита буквы Ять, Фита, «И десятеричное» (вместо них следовало употреблять соответственно Е, Ф, И). Твердый знак на конце слов и частей сложных слов также исключили, что привело к некоторой экономии при письме и типографском наборе (по оценкам Л. В. Успенского, текст в новой орфографии стал примерно на 1/30 короче).

Про эту реформу мне рассказывала еще бабушка, которая говорила, что все школьники (гимназисты) просто обожали новые правила письма за то, например, что отпала необходимость учить наизусть, какие слова пишутся через Е, а какие через Ять. Кроме того, что список слов, где употреблялась буква Ять, был весьма длинным, он был еще не слишком точным, так как различные орфографические руководства тех времен местами противоречили друг другу.

Практическая реализация реформы произошла после революции, как часть борьбы «с пережитками». В декрете за подписью Народного комиссара просвещения А. В. Луначарского «всем правительственным и государственным изданиям» предписывалось с 1 января 1918 г. «печататься согласно новому правописанию».

Противники большевизма, разумеется, придерживались совсем иного мнения. Так, Бунин по этому поводу писал: «По приказу самого Архангела Михаила никогда не приму большевистского правописания. Уж хотя бы по одному тому, что никогда человеческая рука не писала ничего подобного тому, что пишется теперь по этому правописанию».

Поэтому никакие «придуманные» правила с «придуманными» же исключениями и разногласиями и «разномнениями» меня не интересовали, так как у серьезных правил исключений в принципе не бывает. Иначе говоря, если правило имеет исключение, то это не совсем правило.

Например, закон всемирного тяготения. Покажите мне предмет, для которого оно не работает, и я во все поверю. Или покажите мне вещь, которая не изнашивается, человека, который не стареет и т. д. и т. п.

А во-вторых, слишком это было объемное событие (точнее будет сказать «кусок жизни»), чтобы можно было назвать его исключением.

А дело было так. Когда я учился в институте, меня познакомили с вьетнамским «воинским» мастером. Я и до этого видел мастеров. Но такого… Описывать его биографию я не берусь. Дюма-отец, например, мог бы попробовать, но лишь после «репетиции» в виде написания «Графа Монте-Кристо». Да и он мог бы не справиться, так как по сравнению с историей Миня (так звали этого вьетнамца) приключения Монте-Кристо казались путешествием на поезде из Москвы в Питер. Дюма же сын точно бы не справился. Так что я не пытался.

Но понять связь Ци-Гун и метода, с помощью которого Минь преподал воинское искусство, я должен был хотя бы попробовать. Дело в том, что на первый взгляд связи не было никакой. Раньше меня это не слишком интересовало, диалог (в котором я сам себе задавал «умные» вопросы и сам себе давал «умные» ответы) в голове у меня складывался примерно такой.

– Без Ци-Гун настоящего воинского искусства не бывает. В принципе! Минь меня учил без обмана, это я знаю точно. Но где же Ци-Гун в его системе рукопашного боя и в его системе преподавания?

– Дурацкий вопрос. Система работает?

– Еще как!

– Тогда зачем тебе нужен какой-то Ци-Гун, если и без него все работает, как часы?

– Но без Ци-Гун воинское искусство пустое. Нет ни духа, ни энергии.

– Это ты уже по второму кругу пошел. Мол, без Ци-Гун воинского искусства не бывает. Слышали уже. Выходит, бывает. Кстати, ты более сильного мастера видел?

– Нет.

– И заметь, без всякого Ци-Гун. Так что заткнись. Или просто заткнись, или заткнись и подумай.

В чем заключалась эта связь, до меня дошло десятки лет спустя. На этот раз «диалог с самим собой звучал так.

– Что такое Ци-Гун?

– Это работа ума.

– Что требуется для эффективной работы ума?

– Максимально возможная концентрация.

– Правильно. А вспомни, было ли такое, чтобы на занятиях у Миня ты позволил себе ослабить уровень сосредоточения, потерять внимание?

– Нет, никогда!

– Врешь, один раз было. На самом первом занятии. Вспомнил?