Я расхохотался и ушел. Признаюсь себе: хохот был натужный.

Вернулся я домой не так уж поздно, случалось и позднее, но на этот раз подумал: почему она не спросит, откуда я? чем занимался? что за странный запах примешивается к запаху моего одеколона?

Не спросила – не заметила? Не хочет замечать? Или ей просто все равно? Или у нее настолько широкие понятия о свободе, что она даже допускает временное увлечение супруга? Значит – и себе может разрешить?

Что-то рухнуло.

Что-то сломалось во мне.

Я выпил стакан водки, сел возле нее (она лежала с книгой), сжал ее руку. Она не могла перевернуть страницу и, значит, не могла читать дальше. Но – молчала.

И так я просидел очень долго.

И лишь когда я отпустил ее руку, она спросила:

– Что-то случилось?

– Пустяки. Уже прошло.

Но ничего не прошло – и пройти уже не могло.

Я опять почувствовал в себе какую-то болезненность – как в пору поисков той, которую… – и так далее. Я все-таки убью тебя, моя любимая, звучало во мне навязчиво, как мотив услышанной с утра песенки. Я убью тебя, будь только повод, только повод.

Дня через два вечером, по предварительному сговору, заехал Стасик Морошко: поговорить о деле. Говорить-то он говорил, но пялил глаза на Нину абсолютно беззастенчиво, ее это раздосадовало, и она ушла в спальню читать.

Я рассердился. Я пошел к ней. Я сказал:

– Понимаю, он тебе неприятен, но правила хорошего тона все-таки существуют. Ты хозяйка дома – и будь ею. Ко мне пришел мой товарищ. Если бы к тебе пришла подруга, я бы не стал ее игнорировать, хотя бы из вежливости.

– Разве он тебе товарищ?

Я промолчал.

– Ты просишь опять присоединиться к вам, я правильно поняла?

– Почему ты говоришь со мной таким тоном? Стасик – дерьмо, но я-то что тебе сделал? Ты сейчас глядишь на меня просто с ненавистью! Ты меня ненавидишь? За что? Ты меня боишься? Почему? Если ненавидишь, если боишься – почему не уйдешь? Ты такая добрая? Ты слишком хорошо помнишь те истории, которые я тебе рассказывал, – как меня красиво бросали? И не хочешь поступить так же? Не беспокойся, я привык. Я только понять хочу, за что ты меня ненавидишь?

Она смотрела на меня с недоумением (вряд ли, правда, натуральным) и спросила, конечно, то, что должна была спросить:

– Ты напился?

Я подошел к ней, приблизил свое лицо к ее лицу и мощно выдохнул здоровый чистый воздух из своего здорового чистого организма.

– Что с тобой происходит? – спросила она.

– Ничего. Я просто не понимаю, зачем мы разыгрываем из себя счастливую парочку? Ты – умная, молодая, красивая. Я – истаскавшийся циник. Я недавно изменил тебе. То есть, конечно, это громко сказано: изменил, просто захотелось употребить одну девицу – и употребил. У нее интересная кличка – Мерилин. Потому что она похожа на Мерилин Монро.

Она молчала, она не требовала прекратить. Она молчала – и я не мог этого понять.

– В чем дело? – спросил я. – Тебе это не интересно?

– Почему? Интересно. Я слушаю. Именно так. Что еще хочешь рассказать?

– Ты составляешь на меня досье? То есть – историю болезни? Как психоаналитик?

– Нет. Просто слушаю.

– Но отношение-то какое-то у тебя есть к этому?

– Есть.

– Какое?

– Отрицательное.

Стасик Морошко скучал на кухне, а я не мог остановиться, мне нужно было все довести до конца.

– После того, что я тебе сказал, тебе нужно уйти от меня.

– Ты этого хочешь?

Она лежала на постели, уютно подперев рукой голову, и рассматривала меня с совершенно ясным и спокойным видом. Это что-то невероятное было, что-то невыносимое уже.

– Какая разница! – заорал я. – Какая разница, хочу или не хочу! Нормальные женщины после этого уходят! Или хотя бы устраивают скандал!

– Я нормальная. Но скандала не хочу. Уйти… Пожалуй, можно. Но ты не ответил: ты этого хочешь?

– Нет.

– Тогда успокойся и поговорим после.

– Почему после? Почему не сейчас?

Тут явился Стасик Морошко. Он встал в дверях, ухмыляясь, и сказал:

– Ты так орешь, Сережа, что я подумал, что ты вдруг любовью решил заняться. Может, договорим сначала?

– Я тебе не Сережа! – подскочил я к нему. – Это ты для меня – Стасик! А я для тебя – Сергей Валентинович!

– Ну это, положим… – усмехнулся Стасик.

Я схватил его за глотку, сжал пальцами.

– Я не прав?