Глава 11. КОЛДОВСТВО

В соседней школе девятиклассник застрелился. Дядя у него военный. Приехал в командировку, остановился ночевать, а утром выстрел - так рассказывали. Племянника в больницу. Дядьку до выяснения. Долго выясняли. Но племянник выжил и рассказал, как было дело. Дядю выпустили, а дело было так, что племянник стрелялся из-за любви. Сапожников никак не мог постигнуть, что значит из-за любви. Но дело-то, оказывается, не в любви, а в вероломстве. Она сначала с этим племянником была, а потом не захотела с ним быть, с племянником. Сапожникову показали ее. Волосы пушистые, белокурые, а нос тонкий. Волейболистка. Глинский сказал:

– Ее все лапают.

– А ты откуда знаешь?

– И я.

– Слушай, - перебил Сапожников Глинского, - от куда у тебя шары никелированные?

– От бильярда.

– Это же подшипники...

– Не знаю... В парке бильярд сломали, а шары разобрали, кто успел. Я успел. Я три штуки спер. А тебе подшипники зачем?

– Бумагу прожигают, - сказал Сапожников.
– Если с двух сторон по бумаге кокнуть - прожигают.

– Покажи.

Сапожников показал. На тетрадном листе появилась дырка.

– Где ж прожигает? Пробил, и все. Как гвоздем, - сказал Глинский.

– А ты понюхай, - сказал Сапожников и еще раз кокнул.

Глинский понюхал.

– Паленым пахнет.

– Значит, он из-за тебя стрелялся?
– спросил Сапожников.

– Нет... Ее все лапают.

– А Никонову?
– спросил Сапожников.

– Нет.

– Почему?

– Она отличница, - сказал Глинский.

Ночь.

– Она от тебя без ума, - сказал Глинский.

– Без кого?
– спросил Сапожников.

Переулок темный-темный, а впереди освещенная улица.

– Она так говорит, - сказал Глинский.
– Она говорит, что ты ее околдовал.

– А кому говорит?

– Всем. А хочешь ее спасти?
– спросил Глинский.
– Я уже спасал.

– Никонову?

– Нет. Вообще. Двое сговариваются. Одни пристает, а другой спасает. Хочешь Никонову спасти от меня?

– А зачем?

– Они героев любят. Я пристану, а ты спасешь. Только в темноте. А то она в школе на меня скажет.

– А почему они героев любят?
– спросил Сапожников.

– А ты нет, что ли?

– Я их никогда не видел, - сказал Сапожников.

Никонова сказала глухим голосом:

– Ну тебе чего?.. Тебе чего?.. Пусти, ой, мама!.. Мама!

Сапожников перебежал улицу и схватил Глинского поперек живота.

Он оглянулся и уперся Сапожникову ладонью в нос. Сапожников отпустил его. Никонова побежала. Глинский за ней. Сапожников за ним. Глинский обернулся и ударил его в лицо.

Сапожников поднялся с земли. Глинский схватил его за горло. Тогда Сапожников провел два аперкота ему в живот, а головой ударил ему в скулу. Глинский обмяк.

– Пошли, - сказал Сапожников.

И они с Никоновой вышли из переулка на светлую улицу.

Под фонарем стоял дрожащий, но совершенно целый Глинский.

– Ребята, вы откуда?
– нереальным голосом спросил он.

– Там ко мне кто-то пристал, - сказала дрожащая Никонова, - а Сапожников меня спас.

– А кого же ты бил?
– спросил дрожащий Глинский.

– Не знаю...
– ответил дрожащий Сапожников.

– Будешь мне по физике объяснять?
– спросила Никонова.

– Буду, - ответил Сапожников.

А они как раз тогда магниты проходили. Электромагнитную индукцию. Это когда одни магниты постоянные, а другие не постоянные.

Мама сказала:

– Она хорошая девочка, но не твоя.

– Почему?

– В ней колдовства нет, - сказала мама.

– А во мне есть, - сказал Сапожников.

– Кто тебе сказал?
– спросила мама.

– Никонова.

– Это не твое колдовство, - сказала мама, - а ее самолюбие. Она перепутала.

– А в тебе колдовство есть?

– Было. Но пропало, - сказала мама.

– Почему?

– Потому что я его на твоего отца истратила.

На Сапожникова иногда вдруг накатывало. Вдруг он застывал и отключался. Он не переставал видеть, и сознание его было отчетливо, но что-то в нем самом, внутри него, будто слышало движение невидимое. И если кто-нибудь в этот момент задавал ему вопрос, он, конечно, отвечал невпопад. Удивительно было другое. Эти ответы сапожниковские потом странным образом подтверждались. А это раздражало.