Несмотря на молодость, Жаворонок удостоился огромного дворца. Спал в опочивальне, драпированной ярко-красными и золочеными шелками. Во дворце были десятки покоев, все разукрашенные и обставленные по его вкусу. Сотни слуг и жрецов обслуживали его, и не важно, хотел он их видеть или нет.

«И все потому, что я не понимал, как умереть», – подумал он, когда встал. Слегка закружилась голова. Сегодня его праздник. И пока он не поест, сил не прибавится.

Приблизились слуги, принесшие одежды ослепительно-яркие – позолоченные и красные. Вступив в его ауру, каждый слуга взрывался красками – кожа, волосы, одежда, экипировка. Никакие красители не могли дать столь насыщенные тона. Таково действие врожденной биохромы Жаворонка, его дохов хватило бы на тысячи человек. Он не считал это особо ценным. Он не мог использовать их для оживления предметов и трупов; он был богом, а не пробуждающим. Свой дох он не мог ни отдать, ни даже одолжить.

Разве что однократно. Но это его убьет.

Слуги продолжили свое дело, облачая его в роскошные одежды. Жаворонок был славным малым и вдвое выше любого из его окружения. Он также был широк в плечах и незаслуженно мускулист, если учесть проводимое в праздности время.

– Хорошо ли спалось вашей милости? – осведомился голос.

Жаворонок обернулся. Лларимар, его верховный жрец, – высокий, тучный мужчина в очках, со спокойными манерами. Его кисти почти полностью скрывались в широких рукавах красно-золоченой рясы, и он держал толстый фолиант. И ряса, и книга ярко вспыхнули, как только вторглись в ауру Жаворонка.

– Я спал великолепно, Шныра, – зевнул Жаворонок. – Сплошные кошмары и смутные грезы – все как обычно. Замечательно отдохнул.

– «Шныра»? – вскинул брови первосвященник.

– Да, – подтвердил Жаворонок. – Я решил дать тебе новую кличку. Шныра. По-моему, подходящая: вечно шныряешь вокруг, суешься во все подряд.

– Почту за честь, ваша милость, – ответил Лларимар, присаживаясь на стул.

«Во имя цвета – да можно ли его разозлить?» – подумал Жаворонок.

Лларимар открыл фолиант.

– Приступим?

– Валяй, раз надо, – сказал Жаворонок.

Слуги закончили повязывать ленты, застегивать пуговицы и расправлять шелка. Каждый с поклоном удалился к стене.

Лларимар взял перо.

– Итак, что вы запомнили из сновидений?

– А, да ты сам знаешь. – Жаворонок, ленясь, снова плюхнулся на кушетку. – Ничего стоящего.

Лларимар недовольно поджал губы. Новые слуги начали вносить разнообразные кушанья. Обыденную, людскую еду. Жаворонок, будучи возвращенным, на самом деле не нуждался в таких вещах – подобная пища не придавала сил и не снимала усталость. Она была только потворством. Скоро он отобедает кое-чем намного… божественнее. И укрепится достаточно, чтобы прожить очередную неделю.

– Ваша милость, потрудитесь запоминать сны, – потребовал Лларимар, как обычно учтиво, но твердо. – Не важно, сколь незначительными они кажутся.

Жаворонок вздохнул, смотря в потолок, украшенный, разумеется, фреской. На этой изображались три поля, окруженные каменными пажитями. Видение его предшественника. Жаворонок закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

– Я… шел по берегу, – произнес он. – А корабль отчаливал без меня. Не знаю, где это происходило.

Перо Лларимара принялось быстро царапать. Наверно, он усмотрел в воспоминании многие символы.

– Были ли там какие-нибудь цвета? – спросил жрец.

– Парус на корабле был красным, – ответил Жаворонок. – Песок – бурым, конечно, а деревья – зелеными. Мне почему-то кажется, что и вода в океане была красная, да и корабль тоже.

Лларимар исступленно записывал – он всегда волновался, если Жаворонок припоминал цвета. Возвращенный открыл глаза и уставился на потолок с его яркими полями. С ленцой потянулся и взял у слуги с тарелки несколько ягод.

Зачем скупиться и скрывать от людей свои сны? Он был не вправе жаловаться, даже если считал глупостью суету вокруг своей особы. Ему отчаянно повезло. Он обладал божественной биохроматической аурой, телосложением, которому позавидует любой мужчина, а роскоши хватало на десяток королей. Права дуться у него меньше, чем у кого бы то ни было.

Загвоздка заключалась лишь в том, что… короче говоря, он, наверное, единственный в мире бог, который не верил в себя.

– Было ли что-то еще в этом сне, ваша милость? – осведомился Лларимар, оторвавшись от книги.

– Там был ты, Шныра.

Слегка побледнев, Лларимар выдержал паузу.

– Там был… я?

Жаворонок кивнул:

– Ты извинился за то, что постоянно докучаешь мне и не даешь распуститься. Потом принес большую бутыль вина и сплясал. Это было поистине славно.

Лларимар наградил его сумрачным взглядом.

Жаворонок вздохнул:

– Нет, больше ничего. Только судно. Даже оно уже тает.

Лларимар кивнул и встал, напугав слуг и заставив тех отпрянуть, хотя они, конечно, остались в комнате, держа наготове блюда с орехами, вином и фруктами.

– Тогда, ваша милость, не будем откладывать? – спросил Лларимар.

Жаворонок вздохнул и утомленно поднялся. Слуга метнулся, чтобы поправить застежку, которая разошлась, когда бог садился.

Жаворонок пошел бок о бок с Лларимаром, возвышаясь над жрецом на добрый фут. Однако мебель и дверные проемы подогнали под возросшие габариты возвращенного, так что неуместно низкими выглядели жрецы и прислуга. Жаворонок с Лларимаром переходили из покоев в покои, не пользуясь коридорами. Те предназначались для слуг и окружали здание по периметру. Жаворонок шагал по пышным коврам, сотканным в северных государствах, мимо прекрасных сервизов и прочей посуды, доставленной из-за Внутреннего моря. Каждое помещение украшали картины и каллиграфически выписанные стихи – творения лучших художников Халландрена.