– Ты Фурия?

– Да.

У этой гадалки был акцент уроженки Тускии, земли, лежащей сразу за Тибром. В наши дни этруски обладают репутацией великих волшебников.

– Я Деций Цецилий Метелл-младший, и я… – заговорил я.

– Если ты один из помощников эдила, то я уже заплатила пошлину.

Под пошлиной Фурия имела в виду взятку.

– Для предсказательницы у тебя небольшой дар предвидения, – усмехнулся я. – Я не имею ничего общего с эдилами.

– О, хорошо. В нынешнем году мне их уже хватило. Плохо, что приходится ожидать следующей партии.

Моя собеседница была красивой, крепко сложенной, с правильными чертами лица и с самую малость раскосыми глазами, обычными для потомков этрусков. Ее темно-коричневые волосы были заколоты за ее головным убором.

– Итак, чем я могу тебе помочь? – спросила она. – Когда люди из твоего класса хотят посоветоваться со мной, они обычно посылают своих рабов.

– В самом деле? Что ж, есть вещи, которые я предпочитаю делать сам. Вещи, касающиеся определенных, скажем так, очень личных вопросов.

– Очень умно. Полагаю, тебе не нужны лекарственные травы. Держу пари, для лечения своих болезней ты консультируешься с греческим врачом.

Гадалка пренебрежительно сморщила нос с высокой переносицей, чтобы продемонстрировать отвращение к таким новомодным чужеземным обычаям.

– В данный момент я совершенно здоров.

– Значит, афродизиак? У меня есть несколько великолепных снадобий, чтобы вернуть мужественность.

– Боюсь, что нет. И прежде чем ты сделаешь следующее предположение – нет, мне не требуется и средство для аборта.

Фурия пожала плечами.

– Тогда ты почти исчерпал резерв моих догадок.

Она странно себя вела. Продавцы обычно пихают тебе свои товары, нуждаешься ты в них или нет. А эта женщина держалась чуть ли не пренебрежительно.

– Положим, я погрузился в глубочайшую депрессию? – заговорил я.

– Попробуй умелую шлюху и кувшин вина. Это отлично приведет тебя в норму. И бесконечно расширит твой кругозор.

Гадалка почти начинала мне нравиться.

– Но эта невыносимая меланхолия… – продолжил я. – Я должен с нею покончить.

– Попробуй реку.

– Это будет не по-благородному. Ты весь раздуваешься, и тебя едят рыбы.

– Судя по твоему виду, ты провел какое-то время в легионах. Упади на свой меч. Ничего благороднее не найдешь.

Фурия забавлялась, но в то же время, похоже, сердилась.

– Мне нужен легкий и безболезненный способ покончить со своими проблемами. Разве так трудно его предоставить? – спросил я.

– Сенатор, твои речи могут заставить расти цветы, но и только. Чего именно ты добиваешься?

– Я хочу знать, почему ты так противишься, не желая продать мне абсолютно законное средство для самоубийства.

Женщина сменила свою позу со скрещенными ногами и встала – грациозно, без помощи рук. Она оказалась выше, чем я ожидал. Стоя босиком, эта гадалка могла смотреть мне прямо в лицо. Глаза ее были зелеными и удивительно ясными. Она шагнула вперед и оказалась очень близко, всего в нескольких дюймах от меня. Как хорошо обученный ритор, я знал, что она использует свою внушительную внешность, чтобы запугать меня. Ей это удалось.

– Сенатор, уходи. Слово «законный», может, и имеет какое-то значение в Сенате, но не среди нас.

Ее дыхание сладко пахло гвоздикой.

– Что ты имеешь в виду? – уточнил я.

– Я имею в виду, что не кончу, как Гармодия, и на этом рынке тоже никто так не кончит. Старайся сколько угодно, никто не продаст тебе то, что ты хочешь.

– Кто такая Гармодия? И с чего вдруг такое робкое отношение к яду?

Но я уже разговаривал со спиной Фурии. Она изящно шагнула на свою циновку, грациозно, словно танцовщица, сделала пируэт и уселась мягко, как облако. Я бы не смог проделать такое без того, чтобы колени мои не хрустнули, как веточки в огне.

– Вопрос закрыт, сенатор. А теперь – уходи. Или ты хочешь, чтобы тебе предсказали твою судьбу?

Теперь гадалка продемонстрировала намек на улыбку. Может, она дразнит меня?

– Почему бы и нет? – отозвался я.

– Тогда иди и сядь сюда.

Женщина указала на циновку перед собой – все так же изящно, как царица, предлагающая сесть римскому посланнику. Я опустился на тростник, попытавшись сделать это не слишком неуклюже. Мы сидели почти касаясь коленями. Протянув руку назад, Фурия взяла широкий овальный поднос из чеканной бронзы, очень старинный с виду – по его поверхности гнались друг за другом сотни странных маленьких фигурок. Я понял, что это работа этрусков. Гадалка положила поднос на колени, взяла бронзовую чашу с крышкой и протянула ее мне, а затем сняла крышку.