Его положение правителя целиком зависело от доброй воли этих людей. Они никогда не доверяли Хаакону, как его брату, а он-то знал, что стал королем только благодаря Харальду.

При подобных обстоятельствах изгнание Торгуна могло совершенно подорвать доверие к нему со стороны его приближенных.

Нет, нечего было и думать о том, чтобы таким образом третировать своего брата, тоже члена королевской семьи. Так что Торгун по-прежнему был для него как заноза в седле. А теперь вот похоже на то, что занозу эту и не вытащишь.

Внезапно тяжелые занавеси, отделявшие большой зал дворца от жилых помещений, раздвинулись и вошла пышно одетая и увешанная драгоценностями Гудрун.

— Я слышала голоса, — сказала она.

Платье и накидка Гудрун, облегающие ее небольшую фигуру, были сшиты из тканей разных оттенков зеленого цвета. В тон им были подобраны янтарные бусы, инкрустированные броши в форме трилистника, которыми был украшен ее корсаж.

Ее пепельно-серые, иногда казавшиеся тускло-коричневыми, волосы были собраны в пучок на затылке и перехвачены на лбу хлао.

На шее королевы висело какое-то замысловатое серебряное украшение, по форме и размерам напоминавшее лошадиный хомут. Своими краями оно налезало на расположенные по краям одежды выпуклые броши. Когда она направлялась в сторону трона, то очень напоминала воина, гремящего своим снаряжением.

Хаакона угнетала необходимость делиться со своей не в меру любопытной женушкой очередными проблемами. Однако выбора не было, иначе со свету сживет.

— Это хуже, чем я ожидал. Мало того, что Торгун вернулся живым, так он еще собирается остаться здесь.

— И ты миришься с этим безумием? — Гудрун бросила на него уничтожающий взгляд.

— Если мы хотим удержать трон, то должны услать его прочь, — подытожила она. — Он их любимец.

— Сегодня я не намерен терпеть твои оскорбления. — Хаакон отвернулся. Гудрун часто действовала так, как будто она, а не ее муж, правила страной. Обычно он находил это весьма утомительным. Сегодня это было просто невыносимым.

Если бы Ингрид настойчиво не убеждала сына в большом значении для него политического опыта Гудрун, принадлежавшей к одному из самых влиятельных семейств Трондбергена, то Хаакон никогда бы не согласился терпеть эту вздорную особу.

— Так что ты мне предлагаешь? — вызывающе бросил он. — Ты думаешь ярлы пойдут за тем, кто отправил в изгнание своего кровного родича? Я и так уж едва не вывел их из терпения тем, что разорил его. Тогда мне удалось объяснить это так, что отец вообще предпочел меня в качестве своего наследника. Но мне вряд ли удастся выслать его без всяких на то оснований. Он хоть и не король, но, как ты изволила выразиться, любим народом.

— Вот поэтому-то его и надо выслать, — продолжила Гудрун. — Кто может сомневаться в том, что на его фоне ты не выдерживаешь никакого сравнения. — Она выразительно повела головой, а Хаакон едва удержался от того, чтобы не влепить ей здоровую пощечину.

— Высокого же ты обо мне мнения, — язвительно заметил он.

— Я гораздо полезнее для тебя, чем ты думаешь. И повторяю — его надо изгнать. Хорошо уже то, что у него нет земли, а теперь благодаря шторму, и корабля. Трудно ему будет найти средства для того, чтобы торговать здесь.

— Думаю, что деньги у него теперь, после того, как он доставил Магнусу его дочь, будут. Теперь он сумеет купить боевые корабли, нанять экипажи, может быть, даже пригласить своих ютландских наемников и обрушиться на Трондберген. И ярлы, что вполне вероятно, поддержат эту дерзкую попытку, стоит ему только начать. А из-за чего возникли все эти напасти? Да из-за этой самой, будь она неладна, награды Магнуса. Это все, наверное, проделки его полусаксонского отродья?

— Хорошо, что хоть ты и бездетная, но не безмозглая.

Стрела попала точно в цель, и Гудрун медленно отошла, плотно сжав челюсти, чтобы не ответить такой же колкостью.

— Я только хотела… — начала она и не успела закончить.

Хаакон резким движением руки указал ей на дверь.

— Уходи! — грубо скомандовал он. — Моя голова и без тебя раскалывается. Я чувствую, что если ты останешься, то она просто развалится на части.

Гудрун хорошо знала, что перечить Хаакону, когда он в таком мрачном настроении, лучше не стоит.

— Буду рада доставить вам удовольствие, мой господин, — спокойно произнесла она. Выдержав небольшую паузу, она вышла из комнаты, сердито задернув за собой шторы.

— Тоже мне удовольствие, — негромко проворчал Хаакон, хотя ему было все равно, слышит его Гудрун или нет. — Что-то не тянет меня валяться с этой мегерой.

Гудрун никогда не блистала красотой, но в первое время после того, как ее откопала Ингрид, казалась вполне сносной. То, чего у ней не хватало по части внешности, с лихвой искупалось денежными мешками ее семейства.