После слова «это» Анжела едва ли не задохнулась от злости, отняла руки от лица и пронзила меня взглядом. Вот уж не ожидал, что она может вскипеть так: в ней есть страсть, но уж очень глубоко, и раскрывать её тщательно закопанный потенциал я не намерен… Я увидел ненависть в чётком контрасте с болью. Глаза на короткий миг вспыхнули, но вскоре безжизненно погасли, словно так и не набрав должной силы. Я буравил её взглядом, мысленно подталкивая к ответу.

– Это был плод нашей любви, – собравшись с мыслями, ответила девушка, всё ещё не веря, что я так холодно выяснял подробности.

Я вскинул бровь, искренне посчитав, что она не в своём уме. И дальнейшие пытки излишни – мог бы подумать так, и это было бы верно, но не подумал и продолжил с новой силой. Я не знаю, зачем я сказал ей все это, почему на несколько минут, та часть мозга, что отвечает за сочувствие «ближнему своему», отключилась. Я практически задрожал от гнева и перестал отдавать отчёт в собственных действиях: неведомая сила заставляла меня рубить не только головы, но и разбивать ко всем чертям всю хрупкость души этой девочки.

Я не видел в ней женщины, лишь неотёсанную девчонку, которая до сих пор не поняла, что я своим вмешательством, возможно, навсегда сделал из неё бездушного монстра. По логике вещей так и должно произойти – практически жизненный факт. Щенячий взгляд даже тогда, когда любая мать (даже несостоявшаяся) перегрызла бы горло – она смотрела на меня с презрительной для меня самого любовью. Уму непостижимо. А ведь только что на долю секунды она ненавидела меня со всей искренностью. Прямо говоря, я разочаровался в ней. Наверное, ближе мне были бы истерики и крики, так бы я уважал её, понял, но она рушит стандарты и поймёт это потом. Не сейчас. Жертва… сама идущая на плаху – убойная роль.

– У нас не было любви, и я немного сомневаюсь в том, что этот, как там ты его называешь, «плод» был от меня, – саркастически заметил я. Меня стала раздражать её покорность, да что там раздражать, меня откровенно затошнило. Марионетка, даже не женщина… безвольная куклёшка.

Анжела опустила взгляд, посмотрела кода-то на своё одеяло, а потом спокойно сказала вещи, которые ударили сильнее, чем молот наковальню.

– Ты боишься… Я не виню тебя в том, что ты не испытываешь ко мне тех чувств, которые питаю я. И мне искренне жаль, что наш ребёнок так и не увидит света, бьющего в окно детской, и никогда не сможет сказать «мама». Мне жаль… прояви хоть каплю сочувствия если не ко мне, то к нашему не рождённому малышу. Он не виноват ни в чём. – И её голос сорвался.

Вновь приступ агрессии. Я не могу себя контролировать! А раньше славился умением держать эмоции в узде. Мне хотелось вылить на неё ведро воды, построить стену и замуровать эту проблему. Отрешиться, бежать. Уйти! Да всё что угодно. Чтобы не чувствовать себя виноватым! А я се6бя чувствовал именно таким! Она вынуждала меня себя таким чувствовать. Ия ненавидел её за это!

– Пенсакола – самый дождливый город в штате! – съязвил я.

Дышу глубоко и прерывисто. Воздух со свистом покидает лёгкие, нестерпимо хочется покурить или выпить что-нибудь покрепче!

Этими словами я практически плюнул на несбывшуюся мечту, разбил вдребезги чьё-то счастье и растоптал все самое хорошее и светлое. Со стороны я выглядел полным козлом и бесчувственной тварью – так оно и есть: в моём сознании напрочь отсутствовал пункт о поклонении нелюбимой, да ещё с ненужным чадом. С её чадом: он мне совсем не нужен – это факт. Мне не нужно чтобы она надеялась на что-то. Нас ничего не связывает и связывать никогда не будет. Только сейчас я первый раз подумал над тем, что отец мог заставить меня быть обязанным этому ребёнку. И этого я не хочу и не хотел бы вдвойне!

Анжела отвернулась к стенке. По щеке стекла слезинка, я уловил ее краем глаза, девушка некрасиво шмыгнула носом. Так тихо и безропотно – в этом была вся Винслоу, слишком кроткая – мне нужна была боевая! Та, что и на порог не пустила бы меня, та, что кричала, кидалась бы на меня. Я любил темперамент. Разве можно любить ту, которая и так стоит на коленях? Мужчина должен жить иллюзией того, что иной раз не может дотянуться, это как охотничий инстинкт, постоянно подстёгивает.

Женщина, даже, несмотря на то, какая она, должна быть неким призом. Она должна внушать тебе это, а ты вестись на эту «подводку», как на должное. Женщина что-то вроде приза, повторюсь, даже если она «конченая дрянь», таких как ты очень много, и поэтому ты изо всех сил стараешься сделать так, чтобы очередная девушка повисла именно на твоей шее, а не, например, Грега Джонсона.

Исходя из человеческих качеств и не проросших отцовских чувств, я должен был хотя бы проявить какое-нибудь сочувствие, но я не посчитал это нужным. Каждый виноват только в том, что делает сам. Винслоу могла и сама сделать аборт. Или обратиться ко мне: едва ли отец отказал бы нам. Он же прекрасно знает, что меня заставить нести ответственность за то, что я не желаю, невозможно. Так было со щенком по кличке Рекс, которого притащил Нейт, а отец заставлял нас его воспитывать. Я бы нашел возможность заставить его пойти на этот шаг, даже если бы пришлось врать, что это не мой ребёнок. Не важно, на войне все средства хороши.