Шахновский издал невнятный звук и, словно раскаленную головешку, отбросил от себя пистолет. Он скользнул по паркету до края ковра и замер в метре от Калистратова, но Федору было уже все равно – он лежал, скрючившись, на ковре, и не подавал признаков жизни.

– Господи, прости души наши грешные, – перекрестилась Маруся.

– Мамочки! – пискнула Глафира и завопила: – Он его убил! Убил!!!

– Заткните уже кто-нибудь эту рыжую девку! – не сдержался Веронезе.

– Идиот! – взвизгнула Анжелика. – Что теперь с нами будет? Кретин несчастный! Сейчас сюда прибегут его люди, отстрелят нам всем бошки, а потом в бетон закатают. Надо что-то делать. Что-то делать, срочно! Выйти они нам не позволят.

– Милицию можно вызвать, – предложил Лоренце.

– Какую милицию! Ну какую милицию! – закатила глаза Анжелика. – Телефоны наверняка на прослушке, нас перестреляют, как котят, прежде чем они сюда приедут. Знаю я его отморозков! Верховцева надо срочно в чувство привести. Он обязательно что-нибудь придумает! Господи боже мой! Господи-и-и! – Анжелика запрокинула голову и закрыла ладонями лицо, посидела так с минуту, раскачиваясь на стуле. – Как там Верховцев? – спросила она у Маруси, которая уже оказывала помощь Никите, промакивая хлопковой салфеткой кровь. Он все еще пребывал в отключке, но медленно приходил в себя и тихо стонал.

– Рана не глубокая, но кровоточит, на затылке припухлость, – сказала Маруся. – Перекись надо, зеленку, бинт и холод. Глаша, принеси аптечку! А вы – лед.

Анжелика вскочила, шепча себе под нос ругательства, достала из барного холодильника ледницу, вытрясла из нее прозрачные кубики в салфетку и тоже склонилась над Никитой. Глафира, рыдая, вышла из гостиной, вернулась с аптечкой, передала ее женщинам и снова плюхнулась в кресло.

Калистратов лежал на полу, чуть в стороне от Верховцева, но подойти к нему никто не решался.

– Я не хотел убивать! – оправдывался Илья, с ужасом глядя на содеянное. – Не хотел я убивать! Клянусь – не хотел! Целился не в него – в пол! Пугнуть хотел, чтобы он Никиту не добил, ведь он солгал, чтобы свою жену выгородить. Он просто пытался Лильку прикрыть! Он из-за Лильки все это сказал, чтобы она не пострадала. Беременная она! Когда мы приехали на квартиру Зимина, он был мертв, пару часов – точно, тело уже остывать начало. Пистолет Никиты валялся рядом с трупом в луже крови. В прихожей Никита нашел обломанный цветок лилейника. Какой-то «Хаер энд Фраер».

– «Хайэ энд Файр», – высокомерно поправила Глафира. – Очень редкий вид, чистейший оранжевый цвет. На одной цветочной выставке этот уникальный…

– Да, очень редкий вид, – Илья перебил Глашу, решившую так не вовремя блеснуть эрудицией. – «Хайэ энд Файр» этот – гордость Лили, ее любимый вид среди лилейников, она их к волосам часто прикалывает. Никита решил, что Лиля Сашку пристрелила. Но, как бы он к ней ни относился, жена есть жена, поэтому мы труп спрятали и все улики уничтожили. Зимина, по большому счету, нам было жаль. И мне, и Никите. Он хоть и урод, бабу у него отбил, но человек, а не собака. В общем, на душе – жуть и мрак. Никита поехал к себе надираться, а я… Неважно! Утром Верховцев проснулся – а труп Зимина в его постели лежит. Я как раз в спальню к нему поднялся в этот момент. Мы, ясен пень, офигели и решили снова труп спрятать, не оставлять же тело в спальне! Вывозить куда-то не рискнули, побоялись, что менты нас рядом с поселком в засаде поджидают. Выволокли тело в сад и в пруду утопили. Зимину уже все равно, а нам жить хотелось. К тому же к смерти этого мальчика мы никаким боком не причастны. Но тут я уже сорвался, нажрался в сосиску, а дальше – ни фига не помню. Полнейшая амнезия. Такая история. К чему это я?.. Ах да! Я убил человека! Я – убийца, – Шахновский нервно провел рукой по волосам, поднял голову и зашептал что-то на идиш.

– Жена Верховцева не была любовницей Зимина, – тихо сказала Анжелика.

– Да, согласен, невозможно в это поверить, – снова перешел на русский Илья. – Лиля – чудесная девушка, немного горячая, вспыльчивая, но преданная – просто идеальная жена. Я Верховцеву завидовал и, когда Лиля исчезла и он мне о ее письме сказал, не поверил. Но Никита уверял, что почерк жены он узнал. Я решил, что она написала его со злости, чтобы этого гоблина, блин, проучить! Но, к сожалению, все подтвердилось. Когда я ждал возвращения Верховцева на квартире Зимина, явилась его сестрица и начала ломиться в дверь. Она требовала открыть и угрожала Зимину, что расскажет о его любовнице дяде. Дескать, когда Калистратов узнает, что Сашка спит с женой его конкурента, – сровняет племянника с землей. Только… очень сомневаюсь, что если бы Зимин был жив, то испугался бы этой угрозы. Нет никаких сомнений, что спал Зимин с Лилей с подачи самого Калистратова. Это добрый дядюшка попросил племянника приударить за женой Никиты, увести ее из семьи, чтобы впоследствии лишить Никиту опоры и выбить его из игры. Новая квартирка неспроста у Зимина появилась! Очевидно, это был подарочек Калистратова. Плата Сашеньке за эту гнусность.

С ковра послышался гадостный смешок.

– Какая несусветная чушь! – Калистратов вдруг приподнялся на локтях и подмигнул Шахновскому.

Илья медленно осел на стул. Маруся перекрестилась. Глафира завопила во всю пасть. Анжелика широким шагом подошла к столу, налила себе полный винный бокал водки и выпила в два глотка, не закусывая. Веронезе остался невозмутим. Пока Шахновский ловил ворон, пытаясь переосмыслить случившееся, Калистратов элегантно подхватил с пола пистолет, вынул обойму и передернул затвор – ему под ноги выпал патрон.

– Батюшки, да тут полная обойма! – покачал головой Федор. – Шахновский, ты ведь и правда мог меня пристрелить, негодник ты этакий, – кокетливо пропел он, поднял патрон с ковра, полюбовался им, сунул в обойму, вернул ее на место, еще раз передернул затвор и обвел взглядом всех присутствующих. – Здорово я вас разыграл? Не слышу аплодисментов, – Калистратов выставил ухо вперед и замер.

– Похлопаю на твоей могиле, как лучшему актеру всех времен и народов, – мрачно пошутил Веронезе, но Федору шутка понравилась, он расплылся в улыбке, подошел к Марусе и направил пистолет ей в голову. Маруся охнула и закрыла глаза. Послышался хруст, Веронезе разжал ладонь и стряхнул мелкие осколки стекла с руки на скатерть – от напряжения он раздавил рюмку. Калистратов поднял руки с пистолетом кверху.