Из других творческих объединений 20-х, начала 30-х необходимо упомянуть тех, кто не следовал традициям классической школы, а предпочитал практику эксперимента. Это «Цех живописцев», созданный в 1926 году Александром Васильевичем Шевченко, творческое объединение «Октябрь», занятое поиском промышленных форм в изобразительном искусстве и архитектуре, группа «Тринадцать», организованная в конце двадцатых и названная так по количеству участников.

Творческим экспериментом, безусловно, отличалась самая первая футуристическая группировка в России – «Гилея», основанная братьями Бурлюками. Несмотря на то, что группа распалась в канун Первой мировой войны, название её никуда не исчезло и продолжало использоваться в кругу футуристов и «лефовцев».

ЛЕФ (левый фронт искусств) был создан в Москве в конце 1922 года представителями многих авангардистских течений, преимущественно из числа теоретиков и литераторов. В ЛЕФ ВХОДИЛИ и художники: Александр Михайлович Родченко, Владимир Евграфович Татлин, Варвара Фёдоровна Степанова и другие. Теоретиками АЕФа была выдвинута идея «социального заказа», «производственного искусства» и «революции формы».

Многие виды традиционного искусства «лефовцы» не принимали, обвиняя в «буржуазности» всё, что не отвечало их этическим и эстетическим нормам.

Близкими к ЛЕФу были члены группы «Общества молодых художников», образованного братьями Стенбергами, Ассоциация пролетарских художников и союзная с ней массовая просветительская организация «Пролеткульт», в задачу которой входило формирование пролетарской культуры и раскрытие творческого потенциала трудящихся.

Несколько особняком от ЛЕФа стояла организация «Утвердители нового искусства» (УНОВИС) под началом Казимира Севериновича Малевича. В своей деятельности художники УНОВИСа опирались на принципы супрематизма. Группой художников этого направления в Петрограде, в здании бывшего особняка Мятлевых (Исаакиевская ил., 9), был организован Государственный институт художественной культуры (Гинхук).

К преподаванию в институте Малевич привлёк талантливых художников и историков искусств. Слово «художник» в институте было под строгим запретом: вместо него предлагалось использовать словосочетание «учёный-художник», то есть тот, кто «развивает свою деятельность в полном сознании и направляет своё воздействие по определённому плану».

Идеи «Утвердителей» оказали большое влияние как на советскую живопись, так и на архитектуру. Что-то из наследия УНОВИСа остаётся востребованным до сих пор, не говоря уже о том, что основы отечественного дизайна возникли в результате теоретических разработок «учёных художников» из «Утвердителей нового искусства».

В 1932 году постановлением ЦК ВКП(б) все творческие союзы и группировки были ликвидированы. Всем художникам было рекомендовано объединиться в единый творческий союз, имеющий во всех республиках свои региональные отделения с единообразной структурой. Так возник Союз художников СССР.

Такой художник, как Павел Филонов, был невозможен ни в какое другое время, кроме как в начале XX века в России. Само время призывало таланты, и они откликались. Их было немало – в любом из видов искусств. Родственными Филонову в поэзии можно было бы назвать Хлебникова, в прозе – Платонова… Близкие Филонову по духу, устремлённости и силе природного дара были и в музыке, и в театре, и а архитектуре, и в хореографии.

Созданный художником аналитический метод построения художественной формы вполне смог бы стать громким «измом», пополнить ряд модных течений начала века, будь у Филонова побольше тщеславия и артистизма. Но он был фанатично предан своему делу, не тратя времени на поиск внимания коллег и ценителей живописи.

Про таких как он писал Борис Пастернак в своём знаменитом стихотворении: «Цель творчества самоотдача, А не шумиха, не успех…»

Пожалуй, никто из художников-авангардистов не оспаривал утверждения, что целью любого художественного творчества является познание мира через чувственное высказывание на языке красок и образов. Учёный и художник, по сути, заняты одним делом – созданием картины подлинного бытия вселенной, отдельного мыслящего индивида, человечества в целом… Кто-то занят проблемами в узких областях знания и искусства, кто-то – трудится над вопросами глобального характера и сферой его интересов являются поиски первопричин и первооснов всего сущего. К последним, без сомнения, относится Павел Николаевич Филонов. В нём воплотился редкий, аполлонический, тип художника, не влекомый буйным порывом вдохновения, а совмещающий в себе рациональное, сознательное начало, вкупе с провидческой истиной откровения, ниспосланной откуда-то свыше. Трудолюбие художника было поистине беспримерным: он был в состоянии работать по 18 часов кряду, не зная ни усталости, ни потери сосредоточения. Художница Вера Михайловна Ермолаева, хорошо знавшая Филонова, писала о нём: «Филонов твёрд как скала и также огромный и прекрасный сидит пауком и выписывает мельчайшими кисточками бесконечный разговор живой сущности живописи, открывающейся глазу художника в жизни».

Мечта стать художником руководила Филоновым с детства. Он не сумел получить систематического художественного образования, однако несколько лет обучался ремеслу в рисовальной школе Общества поощрения художеств и школе живописи и рисования А.Е. Дмитриева-Кавказского. Два года, проведённые вольнослушателем в Академии художеств, также не могли не сказаться на его общей художественной культуре. Так что самоучкой в расхожем смысле этого понятия он всё-таки не был.

Появление Филонова в искусстве десятых годов не могло оставаться незамеченным: вокруг него собираются единомышленники и последователи, своё творческое кредо он выказывает посредством деклараций и теоретических трудов, главным из которых принято считать его работу «Идеология аналитического искусства и принцип „сделанности“».