Шрифт:
Двое террористов, остававшихся в стороне, в ужасе взирали на гибель своих товарищей и на их тщетные попытки сопротивляться. Затем они в панике бросились в сторону эскалаторов. Загнанные в кафе заложники остались без присмотра. Через мгновение кто-то уже кричал: «Монстр!» Толпа превратилась в бездушную массу и ринулась к спасению. Ужас перед неизведанным с легкостью переломил страх перед огнестрельным оружием. Люди сметали на своем пути террористов, охранявших эскалатор, оставляя позади раненых, растоптанных и раздавленных.
Одержимая обернулась и уже намеревалась наброситься на последнего стрелявшего в нее…
Нанесенный измученному организму носителя ущерб начинал сказываться: по конечностям разошлись агонизирующие спазмы, вернулась пронзительная боль от ранений, внутренности начали превращаться в единую смесь – тело, казалось, стремилось вывернуться наизнанку, но сила была не готова встречать свою кончину, по крайней мере, не так спешно. Требовалась подпитка – материал для восстановления.
Хищный взгляд одержимой вновь упал на террористку, лежащую у ее ног, – «кровь, жрать». Зубы существа впились в плечо жертвы, а деформированная правая рука разорвала плоть и вошла в грудную клетку. На секунду глаза террористки озарились ужасом и болью, которые она уже не могла передать криком. Вопреки законам природы, кровь жертвы струилась вверх по руке одержимой и уже по воздуху медленно перенаправлялась к ее рту. Существо жадно поглощало густую алую массу из безжизненного тела. Внутренности монстра разъединились и заняли свои естественные места, спазмы стихли, а ранения начали затягиваться, буквально выталкивая пули из тела.
Полностью оцепенев, эту картину наблюдал оставшийся рядом с опустевшим кафе террорист. Еще минуту назад стрелявший по одержимой, он больше не имел силы воли на сопротивление или бегство; он просто стоял и ждал неизбежного конца. Осушив тело жертвы, одержимая набросилась на него. Голод ее не знал границ, и, проделав в груди террориста зияющее отверстие, одержимая вновь принялась пировать.
Враги пали, но ярость не иссякла. Глаза искали новую жертву, пока взгляд не наткнулся на споткнувшуюся в толпе женщину. Именно она сказала террористам, куда ушел Эрик. То немногое, что оставалось в существе от Рин, разразилось новой волной гнева – «из-за нее!». Женщина почувствовала на себе взгляд и жажду убийства, исходящую от существа, и обернулась.
Девушка, которая недавно пожертвовала собой ради спасения любимого, не спеша шла в ее сторону. Каждый тяжелый шаг оставлял за собой кровавый след. Рубашка, испещренная дырами, практически полностью сменила цвет. Руки и лицо тоже были испачканы в алой густой жидкости. Кровь уже частично засохла, хотя местами струйки еще бежали вниз по коже, капали с пальцев на пол. Волосы, казалось, изменили свой оттенок красного, и создавалось ощущение, будто они полностью покрыты слоем алой крови.
Когда-то золотые, а теперь кроваво-красные зрачки монстра смотрели прямо на женщину, в них читалась лютая ненависть.
– Прости, у меня не было выбора, – еле слышно пролепетала несчастная.
Она понимала, что бежать бессмысленно, но оставалась бездвижной не по этой причине. Перед собой она видела не монстра, а человека, из-за нее потерявшего самое дорогое в жизни. Женщине было страшно, однако за ее взглядом скрывались понимание и сочувствие. Она была готова принять свою участь.
– Прости, – повторила она еще раз и опустила глаза в ожидании смерти.
– Не-на-ви… – выдавливало из себя существо, занося правую руку для удара.
– Мама! – раздался детский крик издалека.
Он был адресован именно этой женщине. Мальчик, взятый ранее в заложники главарем террористов, со всех ног бежал в их сторону. Он не видел монстра, не слышал рева толпы. Сейчас перед ним была лишь его мама.
Детский крик подействовал на Рин, как ведро холодной воды на спящего. Пустота отступила. Несколько секунд она стояла на месте, не понимая, что происходит. Несмотря на крики матери, приказывающие сыну не подходить, мальчик не остановился и бросился на ее шею. Женщина схватила его и загородила от угрозы спиной.
К Рин постепенно возвращалась способность думать. «Я жива?» Осознание событий предыдущих минут, начиная с появления террористов, пока еще не наступило. Увидев женщину, загораживающую от чего-то своего ребенка, Рин захотела спросить ее, что происходит и не нужна ли помощь. Она протянула к женщине руку…
Очередная капля крови отделилась от ее пальцев и упала на пол. Звук соприкосновения капли с поверхностью показался Рин громче криков толпы и стонов раненых. Она в ужасе посмотрела на свою руку, окрашенную алым. Там, где раньше были ранения, ощущалась сильная фантомная боль. Но это тревожило Рин намного меньше, чем жуткая, вязкая, насыщенная приторным запахом железа жидкость, покрывающая ее с ног до головы. Сначала она не поняла, что это. Но уже через секунду ее разум дал ответ.
Она оглядывалась по сторонам, не желая верить собственной памяти. Увиденное говорило само за себя. Тело Эрика еще лежало у стены. По всему этажу были разбросаны разорванные на части трупы, а сидящая перед ней мать защищала ребенка от… нее? Круговорот мыслей, страхов, переживаний сформировался в несколько вопросов, ответы на которые Рин знала, но не хотела в них верить: «Эрик мертв? Я не смогла спасти его? Это я сделала с ними такое? Я собиралась убить эту женщину?»
Прошло уже около десяти секунд после того, как мать загородила своего ребенка, и та только сейчас смогла собраться с силами и поднять глаза на бездействующего монстра. Встретившись взглядом с женщиной, Рин отпрянула и схватилась руками за голову. Она была в смятенье, хотелось рыдать, кричать, биться в истерике. Надо было как-то изменить уже случившееся. В поле зрения Рин попалось треснувшее от выстрелов окно вдали от кафе, и она сделала первое, что пришло ей в голову.