Шрифт:
– То есть? – не удержался я от вопроса.
– Я переживал новолуние одиннадцать раз, – сказал Иван Сергеевич. – Ксюша – четыре. Это было двенадцатое для меня и пятое для неё.
– И впервые всё закончилось по-другому, – сказала Ксюша. – Мы отбили вторую атаку. С очень большими потерями, дошло до рукопашной, но отбили.
– А потом с моря подошёл наш крейсер, – продолжил Иван Сергеевич. – Выслал шлюпки, и под прикрытием огня из корабельных пушек, всех эвакуировали. Кроме мёртвых. Мёртвых оставили здесь.
– И вас?
– Что – нас?
– Вас, говорю, тоже оставили здесь?
– Мы сами остались, – сказала Ксюша. – Новолуние же не вечно продолжается. Наше время вернулось, как только шлюпки отошли от берега. Само. Так всегда бывает. Только раньше всё заканчивалось плохо, наши погибали, и немцы добивали раненых, а теперь – хорошо.
– Что значит, наши все погибали? И вы тоже?
– И мы, – просто ответила Ксюша. – Я как-нибудь потом тебе расскажу, ладно? Сейчас не хочется.
Я попытался представить, каково это – умирать, зная, что оживёшь, а потом снова идти на смерть, и не смог.
– А телефон? – спросил, вспомнив.
– Что – телефон?
– Откуда у меня в кармане телефон взялся? Я же его выронил – там, на склоне, когда в меня, когда меня…
– Когда тебя убили, – подсказал Иван Сергеевич. – Мы с Ксюшей тебя сюда перенесли. И телефон твой подобрали и в карман тебе положили.
– Принесли его домой, оказался он живой, – пробормотал я. – Ну-ка, проверим… Хотите посмотреть?
Они хотели.
Все снимки оказались на месте. И я сам – в каске и со снайперкой за плечом, и панорама воинской части, и пикирующие «юнкерсы», и десяток немецких Pz-III, идущих на наши позиции при поддержке пехоты со стороны дороги. А больше я и не снимал – не до этого стало.
– Странно, как мы сами не догадались сделать это раньше, – почесал в затылке Иван Сергеевич. – Ну я-то, старый пень, ладно. А вот ты, дочь, как дитя двадцать первого века, могла бы и сообразить.
Ксюша только вздохнула и пожала плечами.
Я сижу на балконе своего номера. Передо мной на журнальном столике початая бутылка вина, сигареты и мобильный телефон. Мне есть о чём подумать, и я думаю. О Ксюше, местном июньском новолунии, войне и мире, прошлом и будущем. Иван Сергеевич пригласил заходить в любое время, и я обязательно зайду. Как только немного разберусь в себе и в том, что нам пришлось пережить. Отвечу хотя бы на часть вопросов. Например, почему данным явлением до сих пор не заинтересовались учёные. Отдыхающих-то здесь в это время мало, понятно теперь отчего. Страх неосознанный испытывают. И тревогу. А некоторые, может быть, что-то и видят. Но кто станет рассказывать? Засмеют ведь. Или, того хуже, сочтут психом на всю голову. Что же до учёных, то какие у нас теперь учёные… Одни за границей трудятся, другие с лженаукой борются. Изо всех сил. А тут как раз тебе самое что ни на есть лженаучное явление и расцветает раз в году. Вот и получается, что самый главный вопрос, как и всегда, всё тот же.
Что делать дальше?
За неимением ответа делаю глоток вина, закуриваю, и неожиданно приходит понимание. А ничего специально не делать. Пока. Я приехал сюда работать. Значит, нужно закончить работу. Времени у меня навалом. И, конечно же, ближе познакомиться с Ксенией. Кажется, эта славная девушка зацепила меня не на шутку. Но сначала позвонить Гале и, наконец, определиться с нашими отношениями раз и навсегда. Надеюсь, теперь мне хватит решимости. Это не намного страшнее, чем убивать врагов. Человек я свободный, до следующего июньского новолуния ещё целый год, и никто не мешает мне вот прямо сейчас помечтать, что я его дождусь. Вместе с Ксюшей. А там – посмотрим.
Имя для героя
Любые совпадения имён и фамилий с реально существующими носят исключительно случайный характер
Автор
Разнообразием закусок и выпивки стол не отличался, но того, что на нем имелось, для двух, сидящих за ним мужчин, было вполне довольно. Имелось же на нём следующее: разломанная на щедрые куски гриль-курица, черный хлеб, свежие помидоры и огурцы, молодая варёная картошка, аджика, соль, крупный пучок черемши и початая литровая бутылка водки.
Веранда садового домика, на которой выпивали и закусывали мужчины, выходила своей длинной стороной на сад-огород. Короткая же сторона граничила с забором-штакетником, за которым тянулся голый, поросший редкой травой, пустырь.
Сразу за пустырём начиналось городское кладбище и отсюда, с веранды, при желании можно было разглядеть могильные кресты, памятники и фигурки людей, пришедших навестить дорогой им прах.
– Как тебе соседство, кстати? – спросил Жора Игнатенко, разливая по рюмкам водку и одновременно кивая в сторону погоста.
Его сотрапезник и владелец дачного участка, писатель Юрий Десятник взял наполненную рюмку и подмигнул старому товарищу:
– А что – соседство? Нормально. Я их не трогаю, ну и они меня тоже… не трогают. Так и живём.
– За это и выпьем, – предложил Жора.
Закусив, писатель достал из пачки сигарету, прикурил от спички и со вздохом откинулся на спинку стула.
– Хорошо сидим, – сказал Жора.
– Хорошо, – подтвердил Юра и снова вздохнул.
– Чего вздыхаешь, сочинитель? – проницательно глянул на друга Игнатенко. – Солнышко, лето, суббота, водочка. Закуска, опять же. Мало тебе? Девчонкам можно позвонить.