– Значица, так. Мне наплевать, кто из твоих кобелей тебя обрюхатил. Выйдешь за Виктора, и молись, чтоб он не передумал. Вот как. – Гришка хлопнул ладонью по коленке и встал. – Мать, дай позавтракать, да поживее!

В райсовете, закрывшись с Осипцовым у себя в конторе, Ивахнюк без обиняков, глаза в глаза, изложил ему ситуацию. Виктор уставился в пол, лицо и уши у него пылали. «Уж не он ли?..» – с изумлением подумал Гришка, но осёкся: быть не может! Верка, правда, с ним вовсю заигрывала, но, кажется, больше для того, чтобы поиздеваться: Виктор смущался и прятал глаза. «А может, это он только передо мной такой скромный, потому как начальство?» – вдруг подумал он с внезапным прозрением и спросил, пытаясь поймать взгляд подчинённого:

– Твоя работа?

Виктор прокашлялся и решительно посмотрел Ивахнюку в глаза.

– Григорий Степанович, я женюсь на Вере.

Гришка так и опешил.

– Так твоя работа или нет? – продолжал он допытываться, лишь бы что-нибудь говорить и ненароком не выдать своего облегчения.

– Это неважно. – Виктор глядел уверенно и жёстко. – Я женюсь на Вере Григорьевне. Если она не будет против.

Глядя исподлобья на будущего зятя, Ивахнюк сказал:

– Не будет.

Началась подготовка к свадьбе.

Притихшая Веруня покорно следила за этой суетой. Её по-прежнему донимали утренние приступы тошноты, после которых она чувствовала себя опустошённой. Подолгу разглядывала себя в зеркало, и то, что она там видела, вызывало бессильные слёзы. Она похудела и побледнела, под глазами залегли тени, а черты некогда свежего и полного жизни лица заострились. Поэтому, когда в первый раз на правах жениха в дом пришёл Виктор, Верка отказалась к нему выйти. Кроме того, это было унизительно: ведь теперь он мог торжествовать над той, которая над ним всегда смеялась!

– Веруня, надо выйти! Нехорошо это! – уговаривала мать.

Но Верка продолжала молча сидеть у окна, кутаясь в цветастый павлопосадский платок, подаренный отцом на шестнадцатилетие.

Полчаса её никто не беспокоил, и она расслабилась. Краем уха она слышала застольные разговоры, которые вдруг стихли, и на лестнице послышались шаги. «Уходит», – с облегчением вздохнула Верка, но тут раздался негромкий стук в дверь.

– Ну, что ещё? – простонала она.

Дверь тихонько открылась, и в комнату вошёл Виктор.

– Можно войти?

Верка выпрямилась на стуле и резко обернулась. Невозможно было понять, что выражают его глаза. Она приготовилась увидеть в них торжество, удовлетворённое тщеславие, отомщённую обиду – всё что угодно, только не то, что увидела.

– Так я войду, Вера Григорьевна?

– Вошёл уже, – грубо отозвалась она, но вышло отчего-то жалко.

Никто из её ухажёров не смотрел на неё так, как он, и эта непонятность не давала ей покоя. Обычно парни, да и мужики в летах, облапывали её сальными глазками, облизывались, как коты на сметану. Некоторые при этом ещё оглаживали усы и многозначительно крякали, подмигивая. Бывало, что, умученные её дерзостью и капризами, глядели зло, сыпали искры и разъярённо скалились. А иные, которых она для себя помечала как слабаков, глядели жалобно и заискивающе.

Но вот так – никто. Что это было? Виктор смотрел только в глаза, что само по себе было непривычно, да ещё и сверху вниз, как старшой на напроказившую девчонку, и – может, показалось? – слегка улыбался одними глазами.

– Ну, чего стоишь? Садись уж, раз пришёл, – она кивнула подбородком на стул перед туалетным столиком. Виктор молча, не отрывая глаз от её лица, одной рукой развернул к себе стул и сел, сцепив на коленях руки. Помолчав, спросил:

– Вера Григорьевна, вы пойдёте за меня замуж?

Верке будто кипятку в лицо плеснули. Чувствуя, что неудержимо краснеет, она разозлилась на саму себя, и, как всегда бывает в таких случаях, эта злоба обратилась на того, кто был рядом. Ей хотелось закричать, затопать ногами, но она понимала, что это будет смешно, а подходящие – хлёсткие – слова не находились. С трудом разжав стиснутые зубы, она проговорила:

– А ты не промах! Как это я в тебе ошиблась, а? Смотри-ка, подгадал момент! И что тебе мой папаша пообещал за то, что ты на мне женишься?

– Вера Григорьевна, вы можете мне не верить, но я вас люблю. Мне ничего не нужно от вашего папаши.

– Рассказывай!..

– Это правда.

– Кому я нужна – такая-то?

– Вы самая красивая…

– Теперь?! Хватит врать-то! Я ж в зеркало вижу, что со мной стало!..

– Теперь – особенно. – Его глаза скользили по её лицу, и это было так, будто он нежно касался кончиками пальцев её раскрасневшихся щёк, бровей, гневно расширившихся крыльев носа. Веркин взгляд стал растерянным.