Пришедшие с Храмном франки ждали возле поперечной ограды на лугу, который пересекала Церемониальная дорога. Это было кстати. Стой они рядом с исанцами, и дело вполне могло закончиться бунтом. А так доносившиеся до них пронзительные крики лишь наполняли ненавистью их взгляды, а руки крепче сжимали древки копий. Естественно, они не могли ничего сказать вслух, но угроза была очевидна. Раз франкский король привел в Ис своих людей, то они непременно задержатся как армия оккупантов. Они не станут уважать права горожан; убийства, нанесение увечий, насилия и грабежи станут каждодневными происшествиями.

Храмн стоял под дубом во внутреннем дворе. Чернобровый Сорен, одетый в красную мантию, держал наготове чашу с водой и ветку омелы. С портика храма с тревогой наблюдал за происходящим личный состав. Вдали, в роще, шелестел кронами деревьев ветер.

Храмн косился на Грациллония. Он был молод, возможно, лет двадцати, выше фута на два на три и тяжелее где-то на пятьдесят фунтов костей и крепких мускулов. Над пухлым ртом пушились рыжеватые усы, голубые глаза смотрелись вдвойне холодными на лице со щеками наподобие яблок. Из оружия у него был метательный топор, кинжал, а за спиной — длинный меч в ножнах. Франка защищали кольчуга до колен, шлем и маленький круглый щит. Трудно будет добраться до него самого сквозь вес это железо.

Грациллоний встал. Сорен кашлянул перед тем, как спросить:

— Оба ли вы вооружены так, как того желаете?

Франк нахмурился, и Сорен повторил нужные вопросы на латыни. Храмн ответил звуком, который должен означать утвердительный ответ. Грациллоний просто кивнул.

— На колени, — распорядился Сорен. Противники повиновались, встав бок о бок, словно на венчании. Сорен погрузил в воду ветвь омелы и окропил их. Он воспел молитву на пуническом языке, которого Грациллоний никогда не знал.

Римлянин шептал про себя:

— Митра, ты солдат, вручаю свой дух в твои руки. Что бы со мной ни случилось, дай мне вынести это с мужеством.

Молитва звучала скучно и бессмысленно. Внезапно он отошел от текста:

— Тебе я поручаю Ис, своих детей, своих жен, всех, кто мне дорог, — потому что кто еще станет о них заботиться?

—  Идите, — произнес по-исански Сорен, — и пускай исполнится воля богов. — Его взгляд следил за парой, пока те не скрылись из виду.

Храмн присоединился к Грациллонию, проходя в рощу. Скоро огромные старые стволы и густо растущая листва скрыли строения. Испещренная солнцем тень заполняла пространство среди дубов, под их сводчатыми кронами. По какой-то причине вокруг не было ни единой белки или птички, но в ветвях шумел ветер, от чего они скрипели и шуршали. Пахло сыростью.

На просеке неподалеку от центра, на маленькой лужайке, покрытой травой, Грациллоний остановился.

— Начнем? — спросил он. — Здесь я убил двух твоих предшественников — и пощадил третьего; но у меня нет желания оставлять тебя в живых.

— Хорошо, — ответил франк. — Ты, думаешь, что убьешь и меня, да? Не убьешь. Ты покойник.

Голос его становился каким-то странным, далеким. Как и выражение лица. Грациллоний осознавал, что противником овладели духи войны. Не кельтские, внушающие одержимость, которая швыряла завывающих скоттов прямо на острия мечей их врагов. Грациллоний слыхал, будто в боевой транс умели вводить себя и германцы, но Храмн выглядел иначе. Не стал он и римской машиной убийства. Противник казался лунатиком, потерянном во сне, словно уже был в числе тех погибших воинов, что пировали и воевали в зале своих богов, в ожидании последней битвы и конца света. Тем не менее франк смотрел и двигался с неизменной настороженностью, тем более опасной, если забыть про душу.

Грациллоний подтянул клинок и взял щит так, чтобы перекинуть его в случае необходимости. Двое мужчин осторожно кружили в нескольких футах друг от друга. Франкская кольчуга гнулась податливо, как змеиная чешуя. Свободная рука Храмна описывала круги в воздухе.

Резкое движение, франциска оторвалась от пояса и метнулась поперек ветра. Грациллоний едва парировал атаку. Он почувствовал удар сквозь меч, руку, плечо. Топор без движения застрял в дубе. Меч Храмна просвистел почти по той же траектории, что и бросок. Франк прыгнул вперед.

Грациллоний сдержал напор. Храмн попытался подрезать снизу, от ноги. Грациллоний отразил удар большим римским щитом, а собственным мечом прощупывал оборону франка.

Сражающиеся отступили. Снова подкрались, каждый в поисках незащищенного места. Взгляды встретились; Грациллоний еще раз почувствовал странную близость. Он от плеча ударил Храмна по левой икре, от крови штанина стала темной, но рана была поверхностная, Франк, наверно, и не заметил.

Противник снова атаковал. Меч против меча, он бил сверху и подсекал снизу. Несколько раз оружие звенело по шлему Грациллония, царапало броню. Римлянин мог лишь обороняться, отражать, толкать и отступать шаг за шагом.