Но история на этом вовсе не закончилась: приставучий Гена никак не мог смириться и долго донимал Леру звонками и внезапными появлениями, так что в конце концов Глебу пришлось спустить его с лестницы. Да и сам он успокоиться не мог еще очень долго и даже отплатил Лере той же монетой, воспользовавшись первым подвернувшимся случаем, хотя раньше мысль об измене ни разу не приходила ему в голову. Особой радости это ему не доставило, только какое-то мрачное удовлетворение, особенно когда Лера обнаружила следы помады на воротничке его рубашки. Он читал только что вышедший из печати труд коллеги, когда внезапно появилась Лера и предъявила ему рубашку. Глеб взглянул, поморщился и спросил:

– Какие-то проблемы?

Лера мрачно на него посмотрела и вышла, произнеся:

– И чем же ты лучше меня?

«Да ничем!» – злобно подумал он: ему вдруг стало невыносимо тошно. Ночью Лера впервые в жизни попыталась отказать Глебу в близости, но у нее ничего не вышло: Глеб пересилил ее и взял свое – правда, кто кого победил, неизвестно, потому что Лера в результате испытала такую мощную чувственную встряску, что в самый острый момент чуть не потеряла сознание. Как ни странно, она стала получать максимум удовольствия от секса именно сейчас, когда они с Глебом так отдалились друг от друга: обоюдная измена словно подбросила дров в их костер. Их супружеская жизнь превратилась в баталию: днем побеждала Лера, которая стала еще более язвительной, а ночью Глеб яростно доказывал ей, кто в доме хозяин. Так что секса было в избытке, но любовью тут и не пахло. Со временем чувственный жар поутих – возраст брал свое, да и Глеб притерпелся к ворчанию Леры и научился пропускать ее шпильки мимо ушей.

Они с размахом отметили пятидесятилетие Глеба – он слегка полысел, отпустил усы с бородкой и смотрелся весьма импозантно, а Лера, хотя еще не достигла роковых сорока пяти, выглядела в полном соответствии с пословицей про ягодку: она рано поседела, но сияющие голубоватой белизной волосы удивительным образом ее молодили, подчеркивая свежесть умело подкрашенного лица. Антон перешел в десятый класс и вымахал под метр восемьдесят. Глеб редко бывал доволен сыном, который казался ему безалаберным, легкомысленным и самовлюбленным эгоистом, но не сознавал, что главная причина недовольства в том, что Антон слишком похож на мать.

Лёля за это время завела очередной бесперспективный роман, на этот раз с женатым человеком. Эти непростые отношения вдруг пробудили в ней писательский талант, и Глеб не без удивления прочел Лёлину повесть, напечатанную в одном из толстых журналов – совсем не его жанр (он предпочитал детективы), но очень даже неплохо. Глеб пару раз видел Лёлиного возлюбленного, которого звали Леонидом, – высокий седой мужчина, явно старше ее. Они так трепетно относились друг к другу, что Глеб часто вспоминал эту парочку и даже слегка им завидовал.

А потом в его жизни появилась Саша.

В детстве за сестрами ухаживала няня, которую Глеб уже не застал, но пару раз видел: маленькая старушка, одевавшаяся во все зеленое – девочки называли Агафью Степановну «няня Травка». Агафья Степановна, как понял Глеб, была существом необычайно кротким и незлобливым, а ее страсть к зеленому цвету образовалась в юности, когда некий молодой человек, предмет Агашиной безответной любви, заметил, что к ее рыжим волосам очень подходит лента оттенка молодой травы. С тех пор Агаша совершенно поседела, а зелени в ее нарядах сильно прибавилось, так что среди московской серой толпы она производила очень сильное впечатление, заставляя прохожих оглядываться.

Лёля часто навещала «няню Травку», жившую в крошечной квартирке бывшего дома Ливерса на Плющихе, а как-то осенью в гости к Агафье Степановне отправились и Лера с Антоном: кажется, у старушки был юбилей. Но гости оказались перед запертой дверью, а выглянувшая из соседней квартиры девушка сказала, что Агафья Степановна уже месяц как умерла, и пригласила их к себе на чай. Лёля потом долго сокрушалась, что так и не простилась с няней, Лера же возмущалась, почему им никто не сообщил. А Антону понравилась девушка-соседка. Сам он с отцом, конечно же, не поделился – отношения у них были весьма прохладные, как, впрочем, и с матерью: душу Антон изливал вырастившей его Лёле, которую по детской привычке до сих пор называл Нёня.

Лёля и рассказала Глебу про Сашу Ч'eрникову: скромная, красивая, доброжелательная, воспитанная. Просто тургеневская девушка! Глеб сначала скептически хмыкнул: уж он-то насмотрелся на этих «тургеневских девушек» у себя в институте. Но когда Саша появилась у них в доме, он согласился с Лёлей. В Александре и правда было нечто пленительно-старомодное: изящество, грация, сдержанность, скромность. Темные вьющиеся волосы, выразительные глаза с длинными ресницами, нежный, всегда чуть улыбающийся рот… В школе Сашу прозвали Черникой, и действительно, ее глаза по цвету как раз напоминали эту лесную ягоду. Как ни странно, Саша понравилась даже Лере. Правда, она скептически отнеслась к увлечению Антона:

– Ничего серьезного. Перерастет. Повзрослеет, мы ему подберем подходящую партию.

– А Саша-то чем не подходит? – удивился Глеб.

– Ты бы видел ее мать.

– Что не так с ее матерью? – спросил Глеб, начиная раздражаться: его удручало стремление жены изображать из себя «белую кость, голубую кровь».

– Очень странная особа.

Лёля тоже признала, что мать Саши показалась ей мрачной и желчной: «Бедная девочка. Наверное, нелегко ей приходится. Да и живут они небогато». Потом, присмотревшись к Саше получше, Глеб понял, что она умная, наблюдательная, весьма начитанная, искренняя, к тому же удивительно самостоятельная и взрослая, особенно по сравнению с довольно инфантильным Антоном. И у Саши было поразительное для столь юной девушки чувство собственного достоинства.