— Некоторым ты был нужен…

— Да, верно, я жалею лишь об одном человеке — о бароне Обре, да будет вечно свято его имя! но тут уж ничего не поделаешь… Повторяю: я нормально жил, пусть даже та жизнь частенько была далеко не праведной. Иначе никак — улица довольно жестока, и оттого, моя дорогая, ты имеешь перед глазами то, что имеешь.

— Но Вен…

— Возможно, этот человек был искренен со мной, когда сказал, что нам обоим стоит забыть прошлое. Дескать, родне, пусть и дальней, не стоит ссориться — все же его бабушка и мой дед были родными братом и сестрой. Зов крови и все такое прочее… И раз Боги так свели наши пути, значит это произошло не просто так — возможно, они хотят исправить ошибки предков… Самое удивительное в том, что он, как мне кажется, искренне верил в то, что говорил. Даже не знаю, что сказать на это…

— Скажи лучше, что не знаешь — верить ему, или нет… Ты боишься вновь обмануться в своих надеждах, как это у тебя уже произошло однажды с дедом, герцогом Белунг…

— Может быть.

— Насколько я успела узнать Вена, он — хороший и честный парень, пусть даже за многие годы и привык вариться в котле придворных интриг, где свои правила… И как человек он, конечно, не без недостатков, но кто из нас без греха? Тебе просто сложно вновь поверить в то, что некто, относящийся к семье твоей матери, может в действительности быть рад тому, что отыскался давно потерянный родственник.

— Кто знает, может, в чем-то ты и права, но я отвык так быстро доверяться людям. К тому же наши с ним прошлые встречи вряд ли дадут ему повод для приятных воспоминаний, и уж тем более для желания считать меня своим кузеном…

— Просто так сложились обстоятельства. И отношения с семьей матери в свое время у тебя были бы совсем иные, если б дед не вздумал отправить внука назад, в Таристан…

— Да, стоит признать: несмотря на некие неудобства, среди тех бездомных парней мне было куда лучше, чем в замке дорогого папаши, откуда меня, думаю, в два счета спровадили бы на погост. Гарла не из тех, кто отступает на полдороге.

— Ты не знаешь — она еще жива?

— К моему великому сожалению — уже умерла! — в голосе Кисса была ненависть. — Причем померла она уже давненько, и ее бренные останки находятся в фамильной усыпальнице семейства Д'Диаманте… Все, сменим тему! Мне жаль, что ты узнала обо всем этом…

— Говоришь, привык обходиться без носового платка… А вот я за последнее время привыкла действовать тебе на нервы так, чтоб ты постоянно хватался за него, хотя бы для того, чтоб смахнуть со лба выступивший пот…

— Лиа, знаешь, о чем я думаю сейчас? Только о том, до какой же степени ты мне надоела за все это время! — Кисс чуть улыбнулся. Ну, наконец-то! Значит, у него немного отошло от сердца… — И еще: мне надо повнимательней присмотреться к своей голове — не удивлюсь, если там появилась плешь, которую ты мне уже проела, и продолжаешь долбить это самое место…

— Котяра облезлый, я поняла, что ты хотел мне этим сказать! Право, я смущена и тронута: ты только что назвал меня радостью всей твоей жизни!.. Это так трогательно и мило с твоей стороны! Не ожидала…

— Лиа — в голосе Кисса вновь появилось ехидство, — Лиа, ты — внезапно свалившийся на мою бедную голову оживший наяву ночной кошмар, и я никак не могу понять, по какой такой непонятной причине все еще согласен терпеть тебя?

— Лучше считай, что я — твое наказание. Сразу станет легче.

— Объяснил бы мне еще кто — неужели я так сильно в жизни набедокурил, что за прошлые ошибки Всеблагой мне послал такое жуткое искупление, как ты?..

— Кисс, я не могу сказать тебе о прошлом нечто вроде того — плюнь, мол, и забудь… Кое-что не забывается никогда, сколько бы ты не прожил. Но постарайся хотя бы не рвать сердце этими воспоминаниями. Не думаю, что рана на твоем сердце зажила. Как раз наоборот — все еще кровоточит…

— Все, об этом больше не говорим! — Кисс вновь повернулся к Медку, давая понять — разговор окончен…

Пусть так, но у меня в голове все время вертелось: ох, люди, люди… Внук одного из богатейших людей мира, чтоб не умереть с голоду, вынужден был есть крыс, траву и гусениц, а его дед, узнав обо всем этом, думает вовсе не о том, как дать защиту, кров и кусок хлеба сыну своей единственной дочери, к тому же трагически погибшей. У него в голове другое — как лучше отомстить своему обидчику… При том старому герцогу нет никакого дела до судьбы нежеланного внука, и этого могущественного человека совсем не волновала такая мелочь, как то, что вновь оказавшись в доме отца (откуда он сбежал, спасая свою жизнь) парнишка наверняка будет убит. Даже наоборот: великого герцога такой печальный исход устраивал как нельзя лучше. В этом случае можно было бы полной мерой рассчитаться с оскорбившим его человеком, и, наконец-то, воплотить в жизнь свои сладкие мечты о мести…

Кисс… Сколько бы времени не прошло с того момента, когда мы с ним познакомились, но он все одно не подпускал меня близко к себе. Вроде смеялся, улыбался, ехидничал, но, тем не менее, свое сердце открыть боялся. Это не было стеной, скорее, холодным полем, которым он отгораживался от остальных. Подобное можно назвать чем-то вроде защитной реакции: хватит с него той боли, что получил в детстве, и не стоит ни с кем близко сходится, иначе может произойти такое, что снова придется рвать сердце на части. Девицы… Ну, они приходят и уходят, никто никому ничего не должен, сколько их было и сколько еще будет… Таких, как Гури, в жизни у парня хватало, а вот более серьезные отношения… Не надо, лучше быть одному.