— Однако не исключено, что она ограничилась бы лишь выражением недовольства, — возразил Торсон, — особенно если бабуриты станут утверждать, что мы вынудили их к этому. Они делают ставку на безразличие Лиги к сулейманитам, и мне кажется, это неплохо придумано.

— От вероятной или ошибочной, — вмешалась Элис, — но от их оценки психополитики зависит и то, как они осуществят свои намерения. А какова эта оценка? Что нам известно об их образе мышления?

— Больше, чем ты можешь предположить, — ответила Ивонна. — В конце концов, они контактировали с людьми в течение нескольких поколений, а переговоры об условиях коммерческих соглашений начинаются не раньше, чем потенциальный партнер будет глубоко и всесторонне изучен. Как ты, очевидно, заметила, в последние дни мы виделись довольно редко, я тщательно изучала наш архив. Оказывается, у нас здесь уйма информации о Бабуре.

Долмади выпрямился в кресле. Его сердце замерло. Не было ничего удивительного в том, что эта второстепенная периферийная база располагала большой и разнообразной ксенологической библиотекой. Производство микропленок было очень дешевым, а от какого-нибудь непредвиденного случая никто ни одну базу застраховать не мог, так что все они в обязательном порядке снабжались информацией по своему сектору.

— Что там интересного? — хрипло спросил он.

Ивонна криво усмехнулась:

— Боюсь, ничего особенного. Все как обычно: три или четыре основных языка, фрагменты истории и наиболее важных современных культур, анализ состояния технологии, статистические данные, касающиеся всякой ерунды вроде численности населения и производительности труда, — и все это в дополнение к планетологии, биологии, психопрофилированию и так далее. Я все искала и искала какое-нибудь слабое место, но не могла найти. О, я могу доказать, что эта операция здорово осложняет их положение с ресурсами и что им придется от нее отказаться, если она в кратчайшие сроки себя не оправдает. Но то же самое относится и к нам.

Торсон задымил своей трубкой.

— Если б нам удалось придумать какую-нибудь техническую новинку… У нас есть прекрасно оборудованная мастерская. Лично мне в отличие от Ивонны пришлось попотеть там.

— Что ты задумал? — поинтересовался Долмади.

— Ну, сначала я подумал насчет робота, который мог бы уничтожить их сборщиков. Я сумел бы построить одного — этого было бы достаточно — с более крепкой броней и лучше вооруженного. — Рука Торсона упала на стол ладонью вверх. — Но в распоряжении компьютера сотни роботов, и он гораздо лучше приспособлен для командования таким числом машин, чем любой электронный мозг, который мне удалось бы состряпать из имеющихся в нашем распоряжении средств. К тому же, как сказал Талассократ, мы не можем подвергать наш космопорт опасности воздушного налета, поскольку большая часть города в этом случае погибнет.

Потом мне пришла в голову мысль остановить или каким-то образом вывести из строя сам компьютер, но это невозможно. Он никогда не позволит приблизиться к себе. — Торсон вздохнул. — Друзья мои, давайте будем считать, что наши дела здесь закончены, и подумаем, как ретироваться с минимальными потерями.

Талассократ сохранил невозмутимость, как и подобает вождю. Но главный глаз Переводчика затуманился, его крошечное тельце совсем сжалось, и он выкрикнул:

— Мы надеялись… что когда-нибудь наши потомки… что вы их научите и возьмете с собой к бесчисленным солнцам… Значит, теперь вместо этого — бесконечное господство чужаков?

Долмади и Ивонна переглянулись. Их руки встретились. Он был уверен, что она думает то же самое.

— Мы, служащие Лиги, не можем похвалиться своим альтруизмом. Но мы и не монстры. Какой-нибудь равнодушный бухгалтер из офиса на Земле может приказать нам покинуть планету. Но разве мы — те, кто жил здесь, кто полюбил эту расу и пользовался ее доверием, разве бросим мы ее на произвол судьбы? И сможем ли жить потом со спокойной совестью? Разве не будет нас преследовать всю жизнь чувство, что счастье, если оно будет нам дано, украдено нами?

Он вдруг вспомнил старую легенду и задумался. Прошла минута или две, а он сидел, совершенно не воспринимая звучавшие вокруг голоса. Ивонна первая заметила его отсутствующий взгляд.

— Эмиль, — прошептала она, — тебе плохо?

Долмади вскочил с радостным диким воплем.

— Ты не заболел? — осведомился Накамура.

Посредник взял себя в руки. Его бил озноб, и нервы дрожали, словно натянутая струна, но голос был тверд:

— У меня есть идея.

Поверх одежд, развевающихся на ветру, спереди у Переводчика был прикреплен неприметный приемопередатчик. Долмади в машине, которую он посадил чуть в стороне за холмом, Торсон в машине, обеспечивающей связь с базой, Ивонна, Элис, Изабель, Накамура и Талассократ в городе видели сейчас на своих включенных экранах подпрыгивающий и раскачивающийся пейзаж. Черные листья, длинные и зазубренные, падали, как бы струясь, на кусты, чьи сучья щелкали в ответ на завывание ветра: то тут, то там горбатились булыжники и ледяные колоды; справа гудел аммиачный водопад, опыляя своими брызгами все видимое пространство. Люди в машинах ощущали, кроме того, силу притяжения планеты и вибрацию корпусов флайеров под тугими могучими ударами порывистого ветра.

— Я по-прежнему считаю, что нам лучше было бы дождаться помощи извне, — сказал Торсон, подключив дополнительный экран. — Эта переделка связана с дьявольским риском.

— А я снова убеждаюсь, — отпарировал Долмади, — что твоя работа сделала тебя излишне нервным, по крайней мере сейчас. Пойми, мы не можем больше обманывать аборигенов.

А про себя он добавил:

«Более того, если мы справимся с бабуритами сами, собственными силами, то это весьма выгодно отразится на моей репутации. Хотелось бы думать, что карьера не столь важна для меня, но утверждать я этого не могу. Так или иначе, но решение принимать мне. Я — Посредник. Довольно тоскливо. Хорошо бы Ивонна была рядом».

— Тихо, — скомандовал он. — Сейчас начнется.

Переводчик добрался до вершины холма и теперь спускался с его противоположной стороны, причем довольно легко: несколько дней обучения сделали из него вполне приличного скутериста, даже в костюме. Он вступал в зону действия роботов, и небесный «сторож» уже устремился наперехват. В резком свете Османа, на фоне темных туч он сверкал, словно пламя.

Долмади напрягся. Он был одет в скафандр, бластер лежал на коленях. Если его друг попадет в беду, Эмиль опустит стекло шлема, откроет кабину и бросится вниз, чтобы попытаться ему помочь. От мысли, что он может опоздать, во рту появился какой-то противный привкус.