Шрифт:
– Мы уходим, - это самый здравый поступок за сегодня. Захлопнув дверь, они ушли, а мама снова расплакалась и ушла в комнату. Я повесил папин иундир и пошел следом за ней. Она выгнала меня и сказала, чтобы все приготовил к похоронам. Дала денег и сказала что нужно.
Ближайшие пару дней я крутился по ритуальным делам. Заказа место на кладбище, гроб, панихиду в церкви, а это далось мне очень тяжко, батюшка видя кто я и что мне плохо, согласился выйти из церкви и все обсудить на лавочке, потом спросил а не хотел бы я изгнать демона из тела, на что рассказал что демон не засел во вне, а я сам в какой-то степени демон, поп еще сильнее испугался и говорил со мной все оставшееся время, заикаясь.
Ушел я довольный жизнью. Все сделал обо всем договорился, теперь к маме. А там все его коллеги по работе. Вот я снова попал. Пришлось натягивать шлейф и улыбку приветствия. Мама тоже держалась но никак не могла успокоиться и все у нее падало из рук. Так мы проводили отца, отдав ему дань памяти и уважения. Кто-то что-то говорил, я не запомнил. Уже вечером, когда отца схоронили, а мать еле стояла на ногах, я таки уговорил ее пойти отдохнуть.
– Мам иди отдохни, - и отправил ее спать.
Вечер поминок прошел спокойно, никто не попытался меня убить, как и закатить скандал. Так что все убрав и за последним инквизитором закрыв дверь, сам рухнул на кровать. Как только глаза закрылись, уснул.
Проснулся от того, что мама шуршала на кухне. Посуда не громыхала, но мылась и протиралась. Она делала вид, что спокойна, но как только посмотрела на меня, загрустила. Она всегда говорила, что похож я на отца, пусть сила во мне святая и не зародилась. Лицо мое будет напоминать его, так что мама просила приходить меня почаще, чтобы он не ушел из ее памяти так быстро.
– Буду к тебе приходить, не переживай, - и притянул ее к себе, целуя, - мам, я тебя люблю.
– И я тебя сынок, - и так мы распрощались. Переезжать я не стал, она сказала, чтобы я почаще заходил, а жить одной ей не привыкать. То отец на рейдах, то я на дежурствах. Так что она в какой-то степени и жила одна с приходящими к ней мужчинами. Так и будет теперь.
Следующие недели три я ходил мрачнее тучи, ко мне никто не подходил, даже шеф не решался беспокоить. А он начальник. Я же работал, и ни обращал внимание, ни на кого, лишь в один из холодных ноябрьских дней, когда Ким подошел с папкой, посмотрел в его сторону, а там, за спиной кумихо троица волкодлаков.
– Кииим?
– смотрел я безотрывно на дверь камеры временного содержания, желая как можно скорее туда попасть.
– А?
– Кто их привел?
– Дрон, - это наш постовой Дронов, а мы сокращаем, - он на обед, - и тут посмотрел на меня, - Марк, нет!
– Да, - и Ким ошарашено посмотрел на меня, - иди Ким, а то и ты под раздачу попадешь, - стул поставлен на место, а пальцы с когтями на руках сами собой были облизаны и смазаны ядом.
Кима как ветром сдуло. Не знал он что я опущусь на банальную месть через смерть, но он ошибся. Я не буду их убивать сразу, они помучаются и испытают все то, что выпало мне. А жалеть их я не стану. Так что яд и когти готовы к применению. И мне плевать что будет. Месть, особенно кровная мне полагается.
Ким
Я со всех ног бежал к шефу. Марк задумал убийство, а за это его могут казнить. Так что его остановить может или шеф или мастер. А они как раз оба в кабинете, так что успеют, хоть один из них точно.
– Шеф, беда!
– Я занят!
– послышалось из-за папки бумаг, в которую он был зарыт с головой, подписывая и ругаясь на чем свет стоит.
– Марк!
– Что с Марком?
– а это мастер, - что он натворил?
– Еще ничего, но натворит, - и шеф оторвал взгляд от бумаг, стал внимательно слушать, - там трое волкодлаков, его убивавших, - тут уже насторожились оба, - он пальцы с когтями облизал и пошел в их сторону, а газа горят, клыки торчат, жуть!
– Бежим!
– это шеф, а следом за ним и мастер Марка. А в коридоре уже слышны вопли боли и крики помощи. Голоса самого Марка не слышно, но и не надо. Он делал то, к чему готовился, мстил. Крики никак не прекращались, а вот в отделе людей поубавилось. Дверь Марк заблаговременно заблокировал, чтобы никто не выломал, магией добавил. Как его отец умер, тот словно с катушек слетел, словно бомба, и вот рвануло!
– Марк, засранец!
– рыкнул шеф, - открывай, кому сказал!
– дернул дверь и она поддалась, а там...
– Мамочки!
– выходя, Марк напугал меня до жути. Провалы черных глаз, лишь красная радужка и нет больше ничего, пальцы в крови, а он их облизывает, длинные клыки и магия темным туманом, ластиться как котенок. От него даже шеф шарахнулся, - Марк, ты...
– Я, - улыбнулся он, и ушел к себе за стол.
Да, теперь его не только обходить будут, но и бояться до жути. А когда зашли внутрь, застали троих оборотней, лежащих с луже собственной крови. С переломанными руками и ногами и месивом вместо тела. Все так же, как восемь лет назад, только дождя нет. Те же позы, те же раны, и только один в сознании.