– Поздравляю тебя, Карен. Все эти десять лет ты шел в рядах отличников. Честно говоря, мне казалось, что обязательно получишь медаль. И, тем не менее, я рад твоим достижениям. Я знаю, что давно мечтаешь поступить в Академию имени Тимирязева. Я желаю тебе успеха. Уверен, что имя нашей школы ты там не уронишь. Обещаешь?

Карен колебался несколько секунд, не зная, как ответить на прямо поставленный вопрос. Можно, конечно, сказать – да, вроде, обещаю, ведь никто, ни к чему его не обязывает. Обдумав одно мгновение, сказал:

– Нет, не обещаю.

– Как это, не обещаю? – лицо директора напряглось, – не хочешь поступать в ВУЗ?

– В данный момент, наверное, не получится.

В просторном спортзале, где происходило вручение аттестатов зрелости, воцарилось напряженное молчание. Несколько десятков пар глаз смотрели, то на директора, то на Карена. О том, что Карен не едет учиться, никто не знал, даже Анаит. А до этого все были уверены в том, что, если кто-то и поедет учиться, то Карен обязательно будет первым из них, потому что, иметь все шансы на успех и не поступать в институт…

– А что ты намерен делать? – спросил директор, и заметив, что Карен продолжает сомневаться, добавил: – Хорошо, сам знаешь.

Выпусной вечер , в общей сложности, прошел хорошо. Много пели, танцевали под патефон, учителя, строго наблюдая, сидели за длинным столом и пили слабое домашнее мускатное вино, потом все сразу вдруг напали на горячий шипящий шашлык с мангала. Мангалы стояли на школьном дворе, где командовали Мушег из 10 «Б»класса и завхоз Ашот, который, согласно общему мнению, хорошо готовил шашлык. Председатель колхоза, Мрав, чей сын также был выпускником, выписал двух ягнят, и сейчас аромат от свежей ягнятины распростанялся вокруг. Завершив застолье, отодвинули в сторону столы и стулья, и снова начались песни и танцы. Мушег несколько раз шел танцевать, казалось для того, чтобы пригласить Анаит. Однако, с самого начала вечера настроение Карена сразу передалось ей, и, как бы она ни старалась, не могла заставить себя танцевать, хотя все выпускники и учителя настаивали на этом. Мушег отлично танцевал, а из девушек только Анаит не уступала ему в танце.Сначала Мушег не обиделся, получив отказ, во второй раз обиделся, но скрыл обиду, в третий раз не смог скрыть обиду. Не прерывая танец, он подошел к Анаит и что-то ей шепнул, вероятно, что-то обидное, потому что Анаит сразу покраснела, глаза ее наполнились слезами, и она быстро выбежала в коридор. Карен вышел за ней:

– Что он тебе сказал?

– Глупости, – Анаит заставила себя улыбнуться, – глупый он, не стоит обращать внимания.

– Но он чем-то тебя обидел, – упрямо настаивал Карен.

– Говорит, любовь – любовью, а замуж выйдешь за меня. Наверное, домашнее вино на него плохо действует,– она снова попыталась улыбнуться, и испуганно посмотрела на Карена, у которго лицо мгновенно стало свирепым. Это насторожило Анаит. Она . схватила Карена за руку:

– Не стоит из-за пустяка драться.Только этого сейчас мне не хватало, – потом быстро пришла в себя и добавила: – Прости, я хотела тебе сказать… Ведь это сейчас нам не нужно… Неужели сейчас этому время? – и, не получив ответа, она поменяла тему: – Ты пойдешь встречать рассвет?

Наконец, Карен, будто, очнулся, лицо его стало добрее, и улыбаясь, он сказал:

– Пойду, наверное, но…

– Но, что? – спросила Анаит.

– Все это – встреча рассвета, розовое будущее, придуманное для детей, мне кажется бессмысленной забавой. А тебе?

– Не знаю, я об этом не думала. Просто, красивая школьная традиция. А мы не дряхлые старики. Не правда ли?

– Конечно, правда, но…

– Не нужны эти «но», просто, думай о хороших вещах и больше доверяй мне. Это моя единственная просьба к тебе, не считая, что у меня есть еще одна просьба, скорей, это не просьба, а заветное желание моего сердца. Я бы хотела, чтобы ты всегда был рядом со мной, чтобы был моим.

– Я твой навсегда, но…

– И снова «но»?

– Нет, мое слово о доверии. Почему тебе кажется, что я тебе не доверяю?

– Во всяком случае, ты до сих пор не посчитал нужным рассказать мне о том, что тебя мучает. Я понимаю, что эта горечь, каким-то образом, связана со мной. Я делаю тысячу и одно предположение, одно ужаснее другого, а ты, как черепаха в своем панцире, замкнулся сам в себе и молчишь… Даже не хочешь говорить, почему ты так внезапно решил ехать в Казахстан… Оо, Господи…снова пришел, – Анаит посмотрела на Мушега, стоящего в дверях зала.

– Шепчетесь, да? – добродушно смеясь,произнес Мушег. Видно было, что он, действительно, немного пьян.
– Можно присоединиться к вам?

– Можно,– глядя на него исподлобья, недовольно произнес Карен. Мушег, легонько покачиваясь, подошел, прислонился к широкому подоконнику, скрестил руки на груди, воинственно вызывающая его поза не соответствовала его бесконечно веселому настроению:

– А ты не смотри на меня так, Карен. Я пришел с миром, а вы … значит…вы встречаете меня в штыки? Не помню, кто сказал. Скажем, это и не важно. Я обидел Анаит, и я пришел признаться ей в своей вине. И попробуйте после этого сказать, что я невоспитанный идиот.

– Ты воспитанный идиот, – с горькой полуулыбкой вздохнул Карен.

– Смотря, кто это говорит, если спросить у моей матери, лучше меня парня нет во всем мире. …Но, вот, некоторые гении, в масштабах школы, конечно, все-таки не от большого ума отказываются идти учиться.

– А это, что, очень огорчает тебя?, – рассерженно сказала Анаит. – Тебе какое дело?

С лица Мушега мгновенно исчезла напускная смешливость.

– Ты бы имела право задать такой вопрос, если бы я имел ввиду нас троих, вместе взятых, – сказал он серьезно и замолчал на минуту, давая возможность Анаит "переварить" намек. – Но я говорю только о Карене. Откровенно скажу, ты с неба звезды не доставала. Я тоже не бесталанный, но, в то же время, я очень далек от звезд. А вот он,– Мушег пальцем указал на Карена и снова перешел на иронический тон, за которым, между прочим, становилась заметной искренность того, о чем он говорил.
– А вот, он… Он – звезда первой величины… Как выразиться мне, чтоб было понятно и ясно?..В нем есть искра Божья, а именно, искра таланта… Одним словом, есть огонь, человек гениален конкретно , в общем. И каждого честного и порядочного человека должна беспокоить судьба гения, даже если он гений школьного масштаба. И в конце, желаю добавить, что ты, Карен, по отношению к себе – дурак первой величины.