Ярви в юрте не было. С тех пор как Эдуард разнял их в пустыне, вор стал мрачен и неразговорчив. На все вопросы он отвечал уклончиво, уверяя, что понятия не имеет, за что К'Халим на него взъелся. Пустынник, в свою очередь, вовсе не хотел это обсуждать. Правда, по просьбе Эдуарда всё же пообещал больше не задирать Ярви, в то же время призывая к осторожности. По его словам, вор не заслуживал доверия.

— Постой, К'Халим, — остановил Эдуард кочевника, когда тот уже собрался удалиться. — Присядь, раздели со мной чашку чаю. Я хочу немного поговорить с тобой.

Эдуарда тяготило уединение, которое будто тянуло к нему незримые руки. К тому же действительно накопились кое–какие вопросы.

Пустынники прилежно чтили обычаи, связанные с гостеприимством, домом и трапезой, а потому К'Халим попросту не мог отказаться. Подобрав полы просторного облачения, он уселся на циновку напротив Эдуарда. При этом его ноги сложились так, что юноше больно было даже смотреть на них.

— О чём ты хотел поговорить со мной, мухтади?

— Я давно хотел спросить тебя, — Эдуард передал ему небольшую чашечку с отваром местного растения, которое пустынники сушили на солнце и заваривали в крутом кипятке, — почему ты помог нам? Я имею в виду тогда, у Трещины, и вообще…

К’Халим задумался.

— Вам нужна была помощь, — улыбнулся пустынник, — разве это не так?

— Но было ведь и что–то ещё? — не сдавался Эдуард. — Почему ты отвёл меня к тому человеку? Кто он? Я знаю, ты что–то скрываешь. Расскажи мне, если в самом деле больше не считаешь меня чужаком.

— Я… — К'Халим мешкал, пристально вглядываясь в глаза Эдуарда. — Не знаю, как говорить о таком. Я боюсь… ошибиться.

— Если это касается меня, я должен знать.

— Пусть будет так, — сдался наконец кочевник, — но эти слова лишь для твоего уха. За многие вещи я не могу поручиться, потому как и сам не понимаю их до конца.

Эдуард понимающе кивнул.

— Ты знаешь, кто такие «говорящие»?

— Так вы зовёте таких, как Хазар? — предположил Эдуард.

— Нет, — улыбнулся пустынник. — То — табибы… тёмные. Их много среди нас. Обычно по одному на каждый улус. У них есть сила и знания, но и только. «Говорящий» всегда один. Он — тёмный из тёмных. За последние восемь сотен лет земля явила нам лишь пятерых.

— Чем же они отличаются от тёмных?

— Тёмные учатся. Почти любой может стать одним из них при должном навыке и усердии. «Говорящие» не учатся. Они рождаются. Я мог бы попытаться рассказать тебе, на что они способны, но и сам не очень в это верю.

К'Халим отхлебнул немного отвара, прикрыв глаза. То ли он хотел сосредоточиться на вкусе напитка, то ли так память служила ему лучше.

— Однажды я встретился с ним. — В голосе кочевника послышались нотки благоговения. — Много лет назад. Тогда я был ещё совсем мальчишкой, а тебя и вовсе не жило на свете. Мой дед умер на великой войне, о которой ты, вероятно, знаешь и без моих рассказов.

— Война Двенадцати, — догадался Эдуард.

— Да. Тогда останкам моего родича посчастливилось вернуться в родные земли. Когда мы проводили обряд памяти, я услышал что–то. Услышал вещи, которые не мог слышать. Увидел то, что не мог видеть.

— У тебя было видение?

— И да и нет. Оно было расплывчатым и нечётким. Голоса сливались в неясный шум, но я знал, что это говорил со мной мой дед. Я сказал об этом отцу, он отвёл меня к тёмному, а тот послал к говорящему, думая, что в моём видении может быть что–то важное.

— Тогда ты встретил его?

— О, это было совсем непросто. Мы провели с отцом две недели в пути по пустыне, переходя от одного улуса к другому, от колодца к колодцу. Наконец мы нашли его. Я ожидал увидеть бога, а мне предстал дряхлый старик.

Очередная порция воды в котелке забурлила, и Эдуард кинул туда несколько щепоток сушёных трав. Рассказ К’Халима уводил их в далёкое прошлое, и пока что Эдуард не видел, как он может быть связан с его собственной судьбой.

— Он отослал отца прочь и говорил со мной. — Глаза К’Халима стали пустыми и далёкими. — Столько лет прошло, а я всё ещё помню его голос.

— Что же он сказал тебе? Он объяснил твоё видение?

— Он объяснил мне, что произошло. Рассказал, как умер мой дед, что тот хотел сказать мне, но не мог. — Голос пустынника внезапно дрогнул. — А потом он сказал мне, что будет. Он возложил на меня дело, увидев его в моей судьбе.

Эдуард не прерывал его, понимая, что они добрались до самого важного.

— Старик сказал, что умирает, но обещал, что на смену ему придёт особый человек. Что он будет не просто мухтади, а муаз’аммаль, говорящий из говорящих. Тот, которому суждено спасти людей в надвигающейся тьме.

Эдуард тут же вспомнил страшное предостережение мёртвого отца. Тот тоже говорил про отчаянное бедствие, ожидающее всех в скором будущем.

— Что же это за беда, которая постигнет нас? — спросил Эдуард, но К’Халим лишь отрицательно покачал головой: