Он ко мне в кабинет поднялся, на стул сел и на меня уставился.

— Ну что?

— Меня похищали, ты слышал?

— Да, Николаич меня уже задрал твоим похищением.

Я мило улыбнулась.

— Спасибо за твоё сочувствие.

— А оно тебе нужно?

Я ручку между пальцев крутила и молчала. Димка за мной наблюдал.

— Тебя на самом деле беспокоит этот Есин?

— Нет, — призналась я.

— Я так и думал.

— Но найти его надо, Дима.

— Найдём, куда ему деться?

— А если он мёртвый?

— И такое может быть.

— Его могли похоронить четыре месяца назад. Или не похоронить… — Я поморщилась, только представив. — Кто бы знал, как мне надоело думать об этом.

— Признайся, ты просто тянешь время.

Я из-за стола поднялась, подошла к окну и отдёрнула штору, выглянула на улицу, на которой не происходило ничего интересного.

— Я не могу идти на открытый конфликт. Я не знаю, чего именно добивается Зудин. — Я усмехнулась. — Он такой обходительный, чуть ли руки мне не целовал. Но он слишком много знает, понимаешь?

— Благодаря одному известному нам субъекту.

Что я могла сказать на это? Сплошные вздохи и раскаяние.

— Сейчас всё сложно, — призналась я Калашникову. — Я на виду у Зудина, и он этим воспользуется, без всякого сомнения. А мне нечем защищаться. — Я к столу вернулась, села и негромко сказала: — Дома всё плохо, Дима. Это уже давно зреет, но я надеялась, что всё как-то само собой утрясётся. Но последние события только хуже сделали. Олег меня не слушает, думаю, он сам решит с Зудиным договариваться, за моей спиной. Я не смогу ему помешать.

Димка выглядел обескураженным. Тоже на край стула сдвинулся, чтобы ко мне ближе быть, и также шёпотом, проговорил:

— Он что, с ума сошёл? — Головой помотал. — Отстань, Лиль, он не посмеет.

— Посмеет. Он не будет спасать бизнес, он будет спасать себя.

— А что с бизнесом? — окончательно обалдел Калашников.

— Он мой, — просто ответила я. — И это большая проблема. Я давно поняла, что Олег хочет отойти в сторону, и я даже мешать ему не стала. В конце концов, это его право. Я не встревала, но мы столкнулись лбами из-за завода, и это стало последней каплей. Я не могу надеяться на него, понимаешь?

— Что он, по-твоему, может сделать?

— Если объединится с Зудиным? — Я невесело усмехнулась. — Многое.

— Приехали, — пробормотал Димка и на стуле откинулся.

— Меня не беспокоят москвичи, я бы справилась. Они не мстить приехали, они преследуют другие цели. То есть, всегда можно договориться. Но договариваться можно, имея за спиной надёжный тыл. У меня его нет. У меня только ты и Николаич. И, конечно, Жорик.

— Да, от Жорика много толка, — фыркнул Димка, но скорее в надежде разрядить напряженную атмосферу.

— Я говорю тебе всё это, чтобы ты знал и был готов. Я не буду воевать или бороться. Если обстоятельства сложатся так, что здесь оставаться будет опасно, ты должен будешь уехать и увезти семью. Сразу. Тебе труднее всего будет подняться с места. Так что готовься, потихоньку, не привлекая внимания.

— Вот ведь чёрт. Лиль…

— Я знаю, Дима. Я всё знаю.

— А Лиза?

Это был трудный вопрос. Но я и на него ответила, пусть и не сразу.

— У Лизы есть семья, муж и ребёнок.

— А у тебя Жорик. Замечательно. И это вся благодарность за годы твоих трудов.

Я откинулась на спинку своего кресла, покачнулась, глаза закрыла.

— Дим, я на самом деле такая властная стерва? Которая всех поучает и не даёт дышать.

— Дура ты, — отозвался он с печалью. — И я тебе это давно говорил. Надо было вовремя их на место ставить. Забыли… кто есть кто.

Я улыбнулась, так и не открыв глаз. Услышала, как тихо прикрылась дверь. Димка ушёл, а я осталась наедине со своими невесёлыми мыслями. Мыслями о том, что всё рушится.

— Я бы хотела поехать домой, — сказала я, садясь на заднее сидение поджидавшего меня автомобиля.

— Не стоит, — ответил Халеменчук, обернувшись ко мне. И кивнул в сторону. — Видишь, что творится?

Я видела, второй день уже замечала незнакомую машину, что целый день простаивала напротив кондитерской. Но в реальную опасность не верила.

— Что они могут мне сделать?

— Не знаю. Хочешь выяснить?

Я лишь рукой на него махнула.

— Прекрати меня запугивать.