– Благодарю тебя, святой отец, - поклонился Иван и поцеловал священнику руку.

– Ну, ступай с Богом, - ответил тот и перекрестил Лапина.

Вечером Иван встретился с Агеевым и рассказал все новости, которые накопились у него за день.

– Ну, и как, - спросил Марсель, - тяжело со священником

разговаривать?

– Тяжело. Взгляд такой, будто насквозь тебя видит. Пришлось рассказать пару историй, которые нам повредить не смогут. Подаркам моим сильно обрадовался. Только я не понял чему больше, то ли иконе, то ли деньгам.

– А где ты на самом деле взял икону?

– На пепелище её нашёл, когда деревеньку сожгли. Как цела осталась, сам не знаю.

– А чего же правду не сказал?

– Нее, вдруг ещё бы подумал, что деревенька была православная. С пиратами как-то спокойней.

– Ну, раз тебе спокойнее с пиратами, пусть так и будет. Кстати, а ты знаешь, что батюшка ко мне сегодня приходил и просил твоих охранников угомонить?

– Пля! Я и сам мог бы тебя попросить.

– А что не так?
– удивился Агеев.

– Я попросил батюшку пристыдить пьяниц, а он решил на тебя мою просьбу перекинуть. Ну, и хитрец!

– А что, много ты им денег дал?

– По двадцать рублей. Остальные, сказал, отдам, когда дома себе построят. Хотя уверен, что у них и свои деньги тоже имеются. Но совсем не давать тоже было нельзя, взбунтовались бы ещё. Григорий всё там воду мутит. Не живётся человеку спокойно. Я сам дурак, но знаю, когда нужно свой зуд в заднем месте перетерпеть.

– Хех, - усмехнулся Марсель, - сравнил их и себя. Они себя чувствуют как десантники в день ВДВ. Думаю, ты за время путешествия не плохих бойцов из них сделал. Теперь они ничего не боятся, почувствовали свою силушку. Таких на коротком поводке держать нужно, а то сами на тебя бросятся. Тем более Григорий у них заводила, а они к нему прислушиваются.

– Ты прав, пора Григорию дать расчёт и пусть идёт куда хочет. Нам дисциплина нужна, а не казачья вольница.

УБИЙСТВО.

Утром следующего дня Лапина разбудил Кузьма.

– Иван Андреевич, вставай, беда случилась.

– Кузьма, какая беда?
– нехотя поднимаясь на кровати и убирая с себя руку Тани, спросил Лапин.

– Григория убили!

– Как убили? Кто убил?
– моментально проснулся Иван.

– Не знаю. Его зарезанным нашли в комнате на постоялом дворе.

– Да, уж, нет худа без добра, - невесело усмехнулся Лапин.

– Ты о чём, Иван Андреевич?

– О дурости людской, Кузьма, о дурости. Говорил же ему: "построй себе дом, а потом гуляй, сколько влезет". Полиция там?

– Там. Меня городничий за тобой послал.

– Понятно. Ладно, сейчас оденусь и приду, подожди меня в холле, - сказал Лапин и принялся одеваться.

Примерно минут через сорок Лапин сидел в столовом зале постоялого двора и давал показания полицейскому сыщику.

– Когда, Иван Андреевич вы видели своего охранника в последний раз?

– Позавчера утром.

– При каких обстоятельствах вы его видели?

– Он пришёл ко мне за зарплатой.

– Вы ему её дали?

– Да, я ему дал двадцать рублей.

– А вот свидетели утверждают, что он вчера хвалился, что у него есть две тысячи, и он легко может купить всё это заведение вместе с хозяевами.

– Уже не может. Дохвалился, дурак, теперь холодным лежит.

– Что вы имеете в виду?

– Видно же, что в комнате, в которой он проживал, всё перерыто, значит искали. А что можно искать? Только деньги, которыми он хвалился.

– А вы случайно не знаете, почему он говорил именно о двух тысячах?

– Знаю. Я обещал ему выделить эти деньги на постройку дома.

– Но это очень большие деньги, - удивился сыщик.

– Он их заработал за три года нашего путешествия в Цинскую Империю.

– Ценный работник?

– Он был начальником моей охраны. Как видите, я вернулся живой из враждебной нам страны.

– Понятно, - сказал сыщик и, помолчав, добавил, - Иван Андреевич, не поймите меня неправильно, но где вы были сегодня ночью?

– Дома был всю ночь.

– Кто это может подтвердить?

– Опросите моих слуг. Они подтвердят мои слова.

– Хорошо, Иван Андреевич, можете быть свободны.

Во дворе дома Лапина стояли пять его охранников. Лица у всех выражали недоумение и тревогу.

– Ну, что, пля, непобедимые воины, - грозно вопрошал их Лапин, - допились? Вашего товарища, как свинью прирезали и никто ни сном, ни духом!